Кортик. Бронзовая птица (Рыбаков) - страница 79

— А самое главное, смотри. — Миша отъединил планку, раздвинул щиты. Видал? Можешь даже спать. Поставил тележку — и ложись.

— Ты уж нахвалишь, — сказал Борька, — а резина-то вся истрепалась.

— Резина истрепалась? Смотри, что написано: “Треугольник”, первый сорт.

— Написано! И краска облезла. Вы уж давайте подешевле.

— Ладно, Мишка, — раздался вдруг голос Коровина, — я забираю тележку.

Мишкин азарт вдруг пропал:

— Вот и хорошо. Бери. Прозевал ты тележку, Жила!

— А я, может, дороже дам.

— Нет, теперь уж не дашь.

— Почему? — Борька подошел к пакету, поднял его.

— Потому! — Мишка усмехнулся.

Борька недоуменно оглядел ребят. Они насмешливо улыбались, только один Коровин, как всегда, смотрел мрачно.

— Не хочешь — как хочешь! — сказал Борька. — Потом сам будешь набиваться, но уж больше двугривенного не получишь.

Борька скрылся за поворотом. Мальчики забежали за церковный придел, и Коровин вытащил из кармана ножны.

Миша нетерпеливо выхватил их у него, повертел в руках, затем осторожно снял ободок и вывернул шарик.

Ножны развернулись веером. Мальчики уставились на них, потом удивленно переглянулись…

На внутренней стороне ножен столбиками были нанесены знаки: точки, черточки, кружки. Точно так же, как и на пластинке кортика.

Больше ничего в ножнах не было.





ЧАСТЬ ПЯТАЯ.

СЕДЬМАЯ ГРУППА “Б”

54. ТЕТЯ БРОША

На уроке математики не оказалось мела.

Преподавательница Александра Сергеевна строго посмотрела на Мишу:

— Староста, почему нет мела?

— Разве нет? — Миша вскочил со своего места и с деланным изумлением округлил глаза. — Перед самым уроком был.

— Значит, он убежал, — насмешливо сказала Александра Сергеевна. — Верни его обратно.

Миша вышел из класса, побежал в раздевалку за мелом и увидел, что тетя Броша, гардеробщица, плачет.

— Ты что, тетя Броша? — спросил Миша, заглядывая ей в глаза. — Ты почему плачешь? Кто тебя обидел?

Никто точно не знал, почему гардеробщицу звали тетей Брошей. Может быть, это было ее имя, может быть, из-за большой желтой броши, приколотой к полосатой кофте у самого подбородка, а возможно, и потому, что она сама походила на брошку — маленькая толстенькая старушка. Она всегда сидела у раздевалки, вязала чулок и казалась комочком, приютившимся на дне глубокого колодца из металлической сетки, которой был обит лестничный проем. Она будто бы умела заговаривать ячмени. И действительно, посмотрит на глаз, пошепчет что-то — ячмень и проходит иногда на другой день, иногда через неделю.

И вот теперь тетя Броша сидела у раздевалки и плакала.

— Скажи, кто тебя обидел? — допытывался Миша.

Тетя Броша вытерла платком глаза: