— Маскировка! — с невольно прорвавшейся гордостью ответил Анциферов. — Дымовые шашки у меня всегда были наготове. Для имитации пожара. Как ударила бомба, вахтенный механик сразу запалил их. Чтоб остальные два, — он кивнул вслед удалявшимся самолетам, — нам не добавили.
Лишь сейчас Иван Кузьмич заметил, что дым действительно какой-то не очень едкий.
— На помпе! — закричал Анциферов. — Качай, качай! Рано загорать! — и так же неожиданно скатился по трапу, пропал в дыму.
С протяжным гулом рухнула в воду дымовая труба. Лицо Ивана Кузьмича исказилось. Все летит к чертям! Машина разбита. Замерли грузовые стрелы, руль, лебедка, брашпиль. Стынут трубы паропровода. Омертвела “Ялта”.
— Рука саднит. — Корней Савельич заметил, как изменилось лицо капитана. — Это от холода. Надо бы поглядеть, что в салоне?
— Ступай погляди, — буркнул Иван Кузьмич, разгадавший нехитрую уловку Корнея Савельича. — Мое место здесь…
Перебил его истошный выкрик снизу:
— Вахрушева ранило… В голову!
Корней Савельич подхватил санитарную сумку и неловкой рысцой затрусил на голос.
Иван Кузьмич остался на переходе один. В распоряжения Анциферова вмешиваться не следовало. Командовать двоим нельзя. Это приведет лишь к бестолковщине, к сумятице. И уйти нельзя. Лучше, когда команда видит капитана, пускай даже раненого, но уверенного и спокойного, на месте.
— Иван Кузьмич! — подошла Зоя. — Перед самым налетом я приняла сообщение, что в нашем квадрате укрылся поврежденный торпедными катерами вражеский рейдер.
— Запроси точнее… — Иван Кузьмич беспокойно всмотрелся в лицо радистки. — Ты что?..
— Рация разбита, — тихо ответила Зоя и с трудом добавила: — Аварийная тоже.
Из машинного отделения волоком вытащили кого-то и принялись срывать с него тлеющую одежду.
— Корнея Савельича! — закричали на палубе. — Корнея Савельича к машинному!
Иван Кузьмич почувствовал, что боль в руке усилилась. Придерживая раненую кисть здоровой рукой, он спустился в салон.
— Что делать-то будем! — встретила его бледная Глаша. — Машина разбита. Пара-то не будет. Света-то не будет. Померзнем все. Ни сготовить людям, ни чайку согреть…
— Запричитала! — с досадой перебил ее Иван Кузьмич. — А еще поморка!
— Да я — то…
— Вызови боцмана.
Матвеичев вбежал в салон с закопченным лицом, в опаленной брезентовой куртке. Брови и усы его закурчавились от жара, порыжели.
— Наладь-ка в салоне камелек, — приказал капитан. — Да по-быстрому. Покамест народ работает. Трубу выведи в иллюминатор. Выход обложи асбестом. Чтобы новый пожар не устроить.
Иван Кузьмич проводил боцмана до дверей и обернулся к горестно слушавшей поварихе.