Нельзя угодить разом и себе, и окружающим. Я предпочитаю угождать себе…
А вот круглый букет – цветок к цветку – так меня уродует – прямо досада берёт! Впрочем, пусть, раз я его сплавлю его превосходительству…
Вся в белом я прохладными улицами иду в школу. Парни, рассыпающие цветы, выкрикивают грубые ужасные комплименты «юной невесте», которая, дичась, спасается бегством.
Я прихожу загодя, но всё же девчонок пятнадцать, малышек из окрестных деревень и с отдалённых ферм, пришло ещё раньше – привыкли подниматься летом в четыре часа. Смешные и трогательные, большеголовые из-за торчащих жёстких волос, образующих пышную причёску, они не решаются присесть, чтобы не помять муслиновых, чересчур подсинённых платьев; платья топорщатся, плотные, перехваченные у талии поясами смородинового или индигового цвета. На белом фоне загорелые лица девочек кажутся чёрными. При моём появлении они издали короткое «ах!», но теперь молчат, робея из-за своих роскошных туалетов и завитых волос; их руки в белых нитяных перчатках теребят красивые платки, которые их матери облили душистой водой.
Учительниц не видно, однако с верхнего этажа доносится топот маленьких ног… Во двор выплывают белые облака, украшенные розовыми, красными, зелёными и синими лентами – это прибывают всё новые и новые девчонки. Большинство из них молча глядят друг на друга, сравнивают, презрительно поджимают губы. Целый военный стан галльских женщин с развевающимися, вьющимися, взбитыми, непослушными и почти у всех белокурыми волосами… Топот слышится уже на лестнице, это пансионерки в платьях первопричастниц – их стайка держится особняком и настроена враждебно; а за ними спускается Люс, грациозная, как белая ангорская кошка, и хорошенькая – свежее розовое личико обрамляют мягкие лёгкие локоны. Может, ей не хватает лишь счастливой любви, такой, как у её сестры, чтобы совсем похорошеть?
– Какая ты красавица, Клодина! И твой венок совсем не похож на два других. Глаз от тебя не оторвёшь, счастливая!
– А знаешь, киска, ты со своими зелёными лентами тоже выглядишь симпатичной и привлекательной. Ты и впрямь интересная зверюшка. А где твоя сестра, где мадемуазель?
– Они ещё не готовы. У Эме крючки на платье – на боку, до самой подмышки. Мадемуазель их застёгивает.
– Ну-у, это может затянуться.
Вверху раздаётся голос старшей сестры:
– Люс, сходи за флажками!
Двор заполняется маленькими и большими девочками, и вся эта белизна под солнцем слепит глаза. (Впрочем, слишком много белизны пресыщает.)
Вот Лилина со своей тревожащей улыбкой Джоконды, золотистой копной волос и глазами цвета морской волны; юная долговязая «Мальтида» с волосами цвета спелой ржи, ниспадающими каскадом до поясницы; потомство Виньалей, пять девчонок от восьми до четырнадцати лет с развевающимися густыми гривами, словно подкрашенными хной; Жаннетта, маленькая плутовка с лукавыми глазами и тёмно-русыми косами до пят, тяжёлыми, как тёмное золото, – и множество, множество других; все эти гривы полыхают под ярким солнцем.