Я веселюсь от души, но тут раздаётся звонок, и я едва успеваю спуститься (лестниц-то несколько); в класс являюсь вся перемазанная раствором и штукатуркой. Хорошо ещё, дело ограничивается сухой репликой: «Откуда вы явились? Если вы и впредь будете такой неряхой, вам больше не разрешат перетаскивать вещи». Я радуюсь, что каменщики так здраво отозвались об Эме и мадемуазель Сержан.
Читаем вслух. Избранные места. Чёрт! Чтобы как-то развлечься, я раскрываю под партой номер «Эко де Пари», который принесла, дабы не заскучать на уроке, и смакую обалденную «Дурную страсть» Люсьена Мюлфелда, когда директриса вдруг говорит: «Клодина, теперь вы!» Я не знаю, где они остановились, но быстро встаю, решив скорее выкинуть какой-нибудь фортель, чем дать застукать себя с газетой. Я уже думаю перевернуть чернильницу, разорвать в учебнике страницу, выкрикнуть «Да здравствует анархия!», но тут раздаётся стук в дверь… Мадемуазель Лантене встаёт, открывает и отходит в сторону – появляется Дютертр.
Он, наверно, похоронил всех своих больных, иначе откуда у врача столько свободного времени? Мадемуазель Сержан спешит к нему, он пожимает ей руку, поглядывая на малышку Эме, которая, зардевшись, смущённо смеётся. Что бы это значило? Не такая уж она робкая! Эти люди совсем меня доконали, приходится постоянно ломать голову: что-то ещё они могут придумать или сделать…
Дютертр заметил меня сразу, ведь я стою столбом; но он лишь улыбается мне издали, а сам остаётся рядом с учительницами, они вполголоса переговариваются. Я, как положено, сажусь и смотрю в оба. Вдруг мадемуазель Сержан, не спуская влюблённых глаз со своего ненаглядного кантонального уполномоченного, возвышает голос:
– Сами можете убедиться, сударь. Я продолжу урок, а мадемуазель Лантене вас отведёт. Ту щель, о которой я вам говорила, нельзя не заметить. Она идёт по стене слева от кровати, сверху вниз. Щель меня беспокоит – дом-то новый, я спать не могу спокойно.
Эме ничего не говорит, только делает едва заметный протестующий жест, но, передумав, уводит Дютертра, который перед уходом словно в благодарность крепко пожимает руку директрисе.
Хорошо, что я вернулась тогда в класс! Вроде пора привыкнуть к их умопомрачительным манерам и странным нравам, но сейчас я просто потрясена и теряюсь в догадках. На что она рассчитывает, отправляя этого бабника вместе с девушкой в свою комнату якобы осматривать щель, которой, я уверена, не существует в природе.
– Ну как тебе история с трещиной? – тихо шепчу я в ухо Анаис, которая затягивает потуже пояс и лихорадочно жуёт ластик. Все эти подозрительные события доставляют ей массу удовольствия. Соблазнённая её примером, я вынимаю из кармана папиросную бумагу (а ем я только «Нил») и с остервенением принимаюсь жевать.