– Старушка, знаешь, я нашла такую сказочную вещь для жевания, – говорит Анаис.
– Какую? Старые газеты?
– Нет. Грифель от карандаша, с одной стороны красный, с другой – синий, ну ты видела! Синий конец чуть получше. Я уже пять штук из шкафа стянула. Так вкусно!
– Дай попробовать. Да ну, не очень. По мне, «Нил» приятнее.
– Ну и дура! Ты ничего не понимаешь!
Пока мы тихо болтаем, мадемуазель Сержан вызывает читать Люс, но сама не слушает, погружённая в свои мысли. Вдруг меня осеняет! Как бы устроить, чтобы эту девчонку посадили рядом со мной? Вдруг удастся выведать, что она знает о сестре… может, она и разговорилась бы… тем более что, когда я прохожу по классу, она провожает меня любопытным взглядом весёлых ярко-зелёных глаз, осенённых длинными чёрными ресницами.
Что-то они задерживаются! Разве эта маленькая бесстыдница не собирается вести у нас географию?
– Надо же, Анаис, два часа.
– Чем ты недовольна? Не придётся отвечать урок, и то хлеб! Ты, старушка, карту Франции подготовила?
– Не совсем… каналы остались. Да, инспектору сегодня приходить ни к чему, а то он обнаружит большой непорядок. Погляди-ка, директриса и думать о нас забыла, так и приклеилась к окну.
Дылда Анаис корчится от смеха.
– Чем, интересно, они там занимаются? Представляю себе, как господин Дютертр обмеряет щель.
– Думаешь, щель правда такая большая? – простодушно спрашивает Мари Белом, которая тем временем зарисовывает горные цепи, карябая карту тупым карандашом.
От такой непосредственности я так и прыскаю со смеху. Не слишком ли громко я фыркнула? Нет, успокаивает меня дылда Анаис.
– Не волнуйся, она так поглощена своими мыслями, что мы можем совершенно спокойно устроить здесь пляски.
– Пляски? Спорим, я так и сделаю, – говорю я и осторожно встаю.
– Ставлю два шара, что тебе влетит.
Я тихо снимаю башмаки и становлюсь посреди класса между двумя рядами столов. Все поднимают головы. Немудрено – заранее объявленная хохма возбуждает живейший интерес. Поехали! Я откидываю назад волосы – они мне мешают, – приподнимаю краешек юбки и начинаю польку «стаккато», пусть безмолвную, но вызывающую всеобщее восхищение. Мари Белом приходит в такое воодушевление, что не может сдержать радостного визга, чтоб ей пусто было!
Мадемуазель Сержан вздрагивает и оборачивается, но я успеваю стремглав броситься на скамью и слышу, как раздосадованная директриса сурово и презрительно объявляет этой дурёхе:
– Мари Белом, вы напишете мне глагол «смеяться» среднекруглым почерком. Совершенно недопустимо, чтобы пятнадцатилетние девушки начинали безобразничать, едва отвернётся учитель.