– Ах, Клодина, вы так крепко обнимаете!.. Да, уверяю вас, что его супружеская холодность, его оскорбительная ревность могут всё простить… (Она имеет в виду моего мужа? Я не вслушивалась… И зачем ей прощение? Это слово здесь неуместно. Поцелуем я сдерживаю поток её нежных слов… на несколько секунд.)…Вы, вы, Клодина… Клянусь, что я никогда так мучительно не ждала встречи ни с кем, кроме вас. Столько времени потеряно, любовь моя! Вспомните: скоро весна, и каждый день приближает нас к летнему отдыху, а значит – к разлуке…
– Я тебе запрещаю уезжать!
– Да, запрети мне что-нибудь! – умоляет она с неизбывной нежностью, обняв меня за шею. – Ругай меня, не бросай меня, я никого не хочу видеть кроме тебя… и Рено.
– Ага! Рено снискал милость?
– Да, потому что он добр, у него нежная душа, он понимает и поддерживает нас… Клодина, я не испытываю стыда в присутствии Рено, это странно, правда? (И впрямь странно, я даже завидую Рези. А вот мне стыдно! Нет это не совсем подходящее слово, скорее… я немного шокирована. Вот именно: мой муж меня шокирует.)
– …И потом, дорогая, это не имеет значения, – приподнимаясь на локте, заключает она, – ведь мы втроём переживаем несколько необычных страниц в жизни каждого из нас!
«Несколько необычных страниц!» Ну и болтушка! А если я с силой прижмусь к её губам, она догадается, почему мне хочется сделать ей больно? Я хотела бы прокусить её острый язычок; я хотела бы любить молчаливую Рези, безупречную в своём молчании, оживляемом лишь взглядами и жестами…
Я забываюсь в поцелуе – чувствую только, что подрагивают ноздри у моей подруги да часто вздымается грудь… Становится совсем темно; я поддерживаю голову Рези обеими руками, словно драгоценный груз, взлохмачиваю волосы, такие нежные, что даже на ощупь могу определить их оттенок…
– Клодина! Я уверена, что сейчас семь часов! – Она вскакивает, бежит к выключателю, и нас заливает свет.
Я чувствую себя одиноко, мне холодно, я сворачиваюсь клубком на нагретом месте, надеясь подольше сохранить тепло Рези и впитать в себя её горьковатый аромат. Мне ведь спешить не надо. Мой муж преспокойно дожидается меня дома!
Она ослеплена и какое-то время крутится на месте, не в силах найти разбросанное бельё. Вот она наклоняется за обронённым черепаховым гребнем, снова поднимается, и её сорочка соскальзывает наземь. Она не смущаясь закалывает волосы торопливо, но как всегда очень грациозно, и это меня забавляет и в то же время чарует. Подмышки и низ её живота утопают в золотой пене такого нежного оттенка, что при свете кажется: моя Рези обнажена, будто статуя. Но у какой статуи может быть такой упругий задок, такой смелый изгиб рядом с хрупкой талией?