– О, перестаньте! – резко прервала Жуанита. – Ведь не все же были такие?!
– Нет, но трезвая действительность всегда остается трезвой действительностью, Жуанита, и нельзя прийти и сразу взять в жизни то, что ищешь. Я видел гениев, людей, о которых мир еще услышит, но они, как и сотни других, приносили с рынка домой мясо и по воскресеньям катали младенцев в колясочке. Я встретил однажды девушку-датчанку, ушедшую к художнику, которому жена не давала развода. Эта девушка заботилась о нем, бросила все ради него, стирала его сорочки, рожала ему детей. И это было не в Гринвич-Виллидж и не на Рашн-Гилль!..
Настоящую романтику встречаешь не только у таких женщин, как моя мать, но и в самых ужасных трущобах, среди настоящего зверинца. Кто бы не были, что бы не делали те, кого я называю настоящими людьми, – если они честны, то тут и есть романтика, жизнь, то настоящее, которого я искал.
– Жизнь не ищут, Жуанита, – прибавил он после паузы, – а сами ее творят. И чем раньше вы поймете это, тем счастливее вы будете.
То был один из лучших дней Жуаниты.
Узнавать родные места, увидеть полуразрушенные стены старой Миссии; дрожащими пальцами ухватившись за сидение, смотреть сквозь туман слез на вздувшуюся речку, ивы, эвкалипты, наконец, на знакомые амбары, изгородь, сонную кровлю, где гуляли старые голуби, а в глубине, за гасиэндой – залитое солнцем, играющее море. Все это было настоящим праздником. И то, от чего больно сжималось переполненное сердце, было счастье, и счастливыми были туманившие глаза слезы.
Кент хранил вид спокойного удовлетворения, наблюдая восторг и волнение своей спутницы. Она выскочила раньше, чем автомобиль остановился, и ее голос зазвенел по тихому залитому солнцем двору. Было около полудня. Коровы были далеко на холмах. Только овцы выглядывали из загородок, да кошка проскользнула по двору.
Но на голос Жуаниты выбежали и залаяли, потом запрыгали вокруг нее собаки, и она очутилась среди них, лаская их, смеясь, называя по именам; на шум прибежали мексиканки: Лола, Лолита, Долорес с ребенком – и поднялся вихрь восклицаний, жестов, слез и поцелуев.
Потом она обошла каждый дюйм двора и дома, открывала двери, ставни, окна, чтобы выглянув, увидеть знакомую картину.
– Вот тут была моя комната, – говорила Жуанита приглушенным голосом, – а вот тут – матери. Посмотрите на эти следы на стене, Кент, это от стрел индейцев сто лет тому назад.
В столовой царил зеленоватый сумрак. На кухне старый очаг больше не топился. Повсюду веяло запустением. Но солнце заливало балконы и ласково зеленевшие уже травы, ивы и сирень в саду.