– Благодарение небу, – сказала Ванда, вставая. Надевая свои сапожки, она раскачивалась перед Ирэн.
За завтраком, основательно подкрепившись, – в то время как Ирэн ничего не ела, – Ванда заявила, что останется на целый день. Наградой ей было восклицание Ирэн:
– Правда, Ванда? Как я рада!
Они вместе вернулись в будуар, где Ванда сразу легла на ковер и пролежала на нем не менее получаса. Закурив папиросу, она спросила Ирэн:
– Как ты находишь свою свободу?
Ирэн полулежала в кресле, с закрытыми глазами, заложив свои гибкие руки за голову. Она выпрямилась и посмотрела на Ванду. Щеки ее покрылись легким румянцем.
– Это великое счастье, – сказала она кротко. – Великое счастье, – повторила она. – Не нахожу для этого другого слова. Вставать утром и знать, что мне не надо идти в комнату больного ровно к десяти часам, где должна читать вслух до без четверти двенадцать. В половине второго я получала свой выходной час с приказом вернуться ровно в половине третьего. Меня осыпали бранью, когда я на минуту опаздывала. Это унижение, для вас непонятное, наполняло шесть лет моей жизни.
– Но у вас был ребенок, Карл. Лицо Ирэн просветлело.
– Да, у меня был Карл, и если бы его не было, я думаю, я не перенесла бы этой жизни.
– Мы охотно бы все навещали вас, но Карл-Фридрих делал это прямо невозможным.
Ирэн встала и начала беспокойно ходить по комнате.
– По ночам, – сказала она внезапно, – когда я, наконец, получала свободу, я иногда спускалась сюда и шагала, шагала взад и вперед. Однажды я даже попробовала выйти в парк. Я чувствовала, что не могу оставаться без движения. Казалось, моя душа проснулась с нестерпимым ощущением ужаса и страха.
Она отвернулась от Ванды.
– Вы не представляете себе, – сказала она, задыхаясь, – какое неизгладимое впечатление оставил у меня первый год моего брака. Тогда-то я по-настоящему узнала дядю Габриэля. Он часто приходил, несмотря на свою занятость, и сидел с моим мужем, выслушивая, как он бранит все и всех так, как это он один умел делать. Но дядя Габриэль не боялся его, как боялись я и большинство других, и я уверена, что Карл-Фридрих очень любил его. Но он не хотел его видеть перед смертью. Он даже отказался его принять. Дядя Габриэль обыкновенно сидел со мной и болтал о самых простых вещах, рассказывая мне самые забавные истории, так что я на время забывалась.
В ее голосе послышались слезы.
– Он был единственным человеком, единственным существом, с которым я могла разговаривать.
Ванда сидела лицом к огню, обхватив руками колени.
– Да, это старик ангельской души, – сказала она. – С ним чувствуешь себя совсем легко и просто. Как он был рад, когда Тео вернулся… Ирэн, я не хочу быть надоедливой, но, ведь, правда, Тео ужасно милый. Подумайте, как рад был бы дядя Габриэль, если бы вы в состоянии были… изменить ваш взгляд на брак. Тео действительно очарователен, вы это знаете. Я уверена, что он уже много лет вас любит.