Подойдя к раззолоченному кафе, откуда доносился вкусный, памятный Жану запах всяких яств, Жан не вошел через большую внутреннюю дверь, у которой стоял швейцар в золотых шнурах. Он направился к черному входу, куда обычно торговцы приносили свои товары. Морис, один из помощников ле Барба, занимался там флиртом с какой-то закутанной в шаль дамой. Он изумлено вытаращил глаза на Жана, затем посмотрел на него с подобающим высокомерием. На вопрос Жана, где мсье ле Барб, он лениво провел большим пальцем мимо своих плеч. Жан вошел в темное, похожее на погреб помещение под кухней, вдыхая запах луковичной шелухи, соломы и винных пробок; затем открыл дверь в огромную кухню, с рядами плит, кастрюль и людей в перепачканных балахонах из белого полотна. Он знал, что мсье ле Барб всегда бывает здесь за полчаса до начала вечернего съезда публики.
Он сразу заметил его, стоящего рядом с главным поваром. Его белоснежная манишка сияла при электрическом свете, в его волосах отражался блеск медных кастрюль и котелков. Его толстые пальцы сжимали сигару.
Жан пошел к нему по посыпанному песком полу.
– Мсье ле Барб, – начал он.
Толстяк обернулся. Его маленькие острые глаза на секунду остановились на худобе, бледности и бедности просителя.
Затем он спросил гордо:
– Что скажете, мсье Виктор?
Жан слабо улыбнулся.
– Тысячу извинений, мсье ле Барб. Простите мою ужасную глупость в прошлом месяце. Я пришел просить вас дать мне снова работу.
Мсье ле Барб вложил в рот сигару и выпустил великолепный клуб дыма. Ароматный дым попал прямо в блестевшие от голода, как бриллианты, глаза Жана, так что они затуманились от слез.
– Ага, – загремел раскатистый голос управляющего, – итак, дружище, ваша голова осела под вашей шляпой?
– Дело не в голове, – сказал Жан просто, – а в желудке, мсье. Я голодаю. Я готов играть у вас сегодня вечером за хороший ужин.
– Месяц тому назад вы пренебрегли кафе, моей презренной особой, своим жалованьем и своим ужином. Времена меняются!
Жану ничего не оставалось сказать, и потому он промолчал. Огненные точки быстрее заплясали в его глазах. Он едва слышал голос мсье ле Барба, – казалось, он доносится откуда-то издалека. Он понял, однако, что сегодня вечером нет работы, но что завтра в Вену отправляют оркестр, и, если он хочет, он может ехать с остальными на половинном жалованье против того, какое он получал раньше.
– А сегодня… сегодня… – бормотал он.
Мсье ле Барб смеялся. Он добился полного триумфа. Это был реванш. Он принял сейчас на службу человека, который, как он инстинктивно чувствовал, когда-нибудь прославится, и притом на такое жалованье, что даже бродячий музыкант, пиликающий на скрипке, отверг бы его с презрением. И вдобавок еще, – о, сладость мести! – Жан просит у него поесть. Будучи человеком деловым, он, несмотря на такую победу, пожелал довести своего врага до полного унижения.