Еще есть какое-то время. Пока военные не пронюхают про подмену и не изобретут новую, еще более разрушительную бомбу. Естественно! С самыми благими намерениями!
"Армия нужна для того, чтобы защищать Родину!" - так Глеба учили в школе. "Если государство не содержит свою армию, то оно содержит чужую", - эту истину Глебу открыли в университете. Но кто ответит на вопрос, кто же все-таки поделил Землю на родины? И по чьей прихоти люди, живущие по разную сторону этих границ должны время от времени исступленно истреблять друг друга? И тратить колоссальные ресурсы не на борьбу с голодом, с болезнями, с нищетой, а на изобретение новых изощренных способов убийства, чтобы, при случае, эти самые границы половчее передвинуть? Более, так сказать, справедливо...
Лейтенант Фриман сосредоточенно ковырялся в носу.
Глеб не решился его беспокоить.
Сложно понять, любишь ли ты людей. Нет, не отделаться дежурными реакциями, долгом, порядочностью, а искренне сочувствовать, соболезновать, то есть чувствовать боль, чужим совершенно людям.
"Перевернулся автобус. Тридцать погибших".
"Какой ужас!"
Что в этой последней фразе?
"Женщину, вышедшую за хлебом, сбила машина. Двое малышей, оставшихся в квартире без присмотра, погибли от голода и обезвоживания".
"Кошмар!"
Что в этой фразе? Резь в сердце или сдержанный зевок?
В прайм-тайм по телевизору криминальные хроники. Желтая пресса смакует подробности изнасилований и убийств. Нам приятно лишний раз щекотнуть нервишки. Нам приятно.
Нам - приятно!
А вот онкологический центр. Дети, безволосые от химиотерапии. Серьезные и какие-то... прозрачные. Такое нам нафиг надо! Такое скорей переключить и не вспоминать. У нас абсолютный прирост два целых шесть десятых ребенка в секунду. Здоровых и бойких... А больных и хилых в Спарте сбрасывали со скалы. А мы сбрасываем со счетов. Ну, не повезло им по жизни, что тут попишешь? Но так было и будет. Мир устроен так...
Раньше Глеб боялся лепрозориев и хосписов, старался о них не думать. Туда привозят не лечить. Туда привозят умирать. Солнце там светит иначе сквозь законопаченные окна, воздух другой. Там нет надежды. Там тихие улыбки на лицах и украдкой закушенные губы: скорей бы! А теперь стало еще хуже. Каково это, знать, что ты можешь помочь, но сторонишься? Просто потому, что так было и будет...
- Не будет, - Глеб зло скрипнул зубами. - Так. Не. Будет.
Молодой доктор стремительно шагал по коридорам. Полы его белого халата развевались, будто паруса и несли запах волн и соленого бриза. Вслед, повинуясь непонятному порыву, оборачивались люди.