Из-за хорошей дикции я пострадала и, как мне казалось, надолго утратила расположение ко мне Юрия Михайловича. Однажды придя в студию, он вызвал меня и предложил прочесть комедию или водевиль, я сейчас не помню, с тем чтобы вечером поехать вместе с ним на спектакль и просуфлировать вместо заболевшего суфлёра. Я с радостью согласилась и в назначенное время, предварительно отпросившись у воспитательницы, примчалась на квартиру Юрьева. Он как раз выходил, и мне не удалось увидеть, как он живет. Мы сели на извозчика и отправились на спектакль, который должен был состояться в помещении бывшего Офицерского собрания на Литейном проспекте. Народу было много, все сидели не раздеваясь, как в кино, холод в зале был адов. Меня посадили в суфлёрскую будку и условились: если актёры меня будут плохо слышать, то будут стучать ногой по полу, как бы невзначай, а я должна сразу же подавать текст погромче. Актёры играли первоклассные, и я, хотя предварительно и прочла пьесу, никак не ожидала, что будет так смешно. Вначале я подавала текст отлично, но постепенно, увлекаясь игрой артистов, стала реагировать на смешное, а под конец акта я уже хохотала до слёз, забыв всё на свете. И опомнилась только тогда, когда все актёры стояли у моей будки и истерично стучали ногами. От страха я не могла найти текст и громко говорила: «Сейчас, сейчас, не пойму где мы остановились. Господи, что же это такое? Где же это?» От растерянности и ужаса я заплакала и из-за слёз совсем уже ничего не видела, что написано в моём экземпляре. Актёры что-то проговорили своими словами и велели дать занавес.
Меня, зарёванную, вытащили из будки. Юрьев кричал: «Уберите эту писюху, и кому это в голову пришла идиотская мысль позвать девчонку». Мне дали денег на трамвай, хотя студия была рядом, и отправили домой. Всю дорогу я ревела навзрыд, меня останавливали прохожие, думая, что что-то случилось, но я только мотала головой и, рыдая, продолжала идти.
Урок Юрьева был через два дня. Я не пришла, так как заболела, у меня поднялась температура—то л и на нервной почве, то ли действительно я простудилась. Юрий Михайлович, оглядев класс, спросил: «Где Пугачёва?» Ему ответили, что я больна. После занятий он пришёл навестить меня, я чуть не сгорела от стыда. «Вы прекрасно суфлируете, только нельзя во время дела отвлекаться. Я был фраппирован вашим поведением, в следующий раз вы это учтите, ну-ну, поправляйтесь». И ушёл. В комнате остался только аромат его одеколона или духов – он всегда был надушен. Я была так смущена, что не сказала ни слова, только сидела на кровати и думала: он сказал в «следующий раз», значит, они простили, значит, позовут ещё раз. Но этого следующего раза так и не было. А что значит «фраппирован»? Что это за слово? Я впервые его тогда услышала. Слова его запомнились на всю жизнь, так как повторяла их всем тысячу раз и непонятное «фраппирован» просила разъяснить всех.