Один из новичков – длинный белобрысый малый по фамилии Маскявичус – вставил:
– Желательно – обидную, унизительную. Малофеев хмыкнул:
– Это вас в «Надьке» так учили?
– Так точно, господин майор.
– Херня все это. Во-первых, на всех не напасешься кликух унизительных. А во-вторых, какая у него кликуха – унизительная или нет – зэк думает первые два часа. Или час. Потом ему становится не до этого. Его интересует только одно: как не сдохнуть в трюмах. Потому что больше полутора лет никто здесь не выдерживает… Это понятно?
– Так точно, господин майор.
– Поехали дальше… Как вести себя с заключенным? А так и вести – как с пустым местом. Зэку категорически запрещается даже смотреть на сотрудника. Он должен смотреть в пол. Руки за спиной, голова опущена низко, глаза – в пол… Всегда, при любых обстоятельствах. В «Надьке» вам объясняли, в чем тут смысл?
Маскявичус ответил:
– Так точно, господин майор. Когда зэчара стоит с низко опущенной головой, он не может ориентироваться и соответственно не может быстро и эффективно атаковать.
Малофеев усмехнулся:
– Это верно – из такого положения атаковать трудно… Но как раз в этом случае смысл состоит в том, чтобы показать зэку, что он – никто.
Малофеев собрался развить мысль, но в дверь постучали.
– Войдите, – ответил майор. Вошел дежурный, произнес: «Вам пакет, господин майор…» Малофеев ответил: «Давайте…» Дежурный вышел, вошел старший лейтенант – фельдъегерь, отдал честь, протянул опечатанный пакет и квиток с красной полосой по диагонали. Малофеев внимательно осмотрел печати, потом взял квиток, поставил время и расписался. За два с половиной года, что он прослужил начальником «тройки», это был не первый секретный пакет. И ничего хорошего он не сулил. Малофеев знал это по опыту.
Майор аккуратно вскрыл конверт и вытряхнул на стол сложенный вдвое лист бумаги. Двое новеньких внимательно следили за каждым движением майора. Малофеев развернул лист, прочитал короткий текст. Потом поднял глаза на новеньких и сказал:
– А ну-ка сходите покурите.
Они синхронно поднялись и вышли. Майор Малофеев еще раз перечитал текст, скомкал в сильной кисти бумагу и произнес два слова. Слова были такие: «Во бля!»
Малофеев выкурил сигарету и вызвал зама. Показал бумагу. Зам прочитал, помолчал и сказал:
– Двести восемьдесят семь рыл… не, вру. Ночью один помер – двести восемьдесят шесть… За трое суток?
Малофеев взял сигарету, прикурил. Потом поджег скомканный приказ. Он сидел, курил и смотрел, как огонь пожирает бумагу, а бумага судорожно корчится, скукоживается… Зам осторожно спросил: