Раздвигая серую, вязкую муть, вынырнуло яркое, спрятавшееся в защитный радужный пузырь воспоминание: он так же возвращается с гастролей, открывает дверь, а там… Сияющие счастьем глаза, синий бант на голове, смешной фартучек. И барабан. И звонкий смех. И…
И впервые за последнее время ему стало больно. Невыносимо больно. Муть испуганно заколыхалась – что-то было не так. На горизонте уже светлело. Ядовитый туман начал рваться в клочья. Безобразие какое! А грязь куда, а слизь, а вонь? К чертовой матери? Да у этой мадам такого добра более чем достаточно.
Впрочем, хорошего много не бывает.
Сколько Алексей просидел в звенящей пустоте квартиры, он не знал. Час? Два? А может, и больше. Пока звон пустоты не стал слишком уж навязчивым и громким.
Майоров сжал руками виски, стараясь загнать пульсирующий звон подальше. Получалось плохо. Вернее, не получалось совсем. К звону добавился стук.
Это же в дверь звонят! И кто же такой упертый?
Да уж, упертый. Причем во всех отношениях.
На пороге стоял мрачный Виктор, у ног его сидели два таких же мрачных чемодана и одна депрессивная сумка. Казалось, стоит Виктору скомандовать: «Фас!», и чемоданы с удовольствием набросятся на Алексея и запинают его углами.
– Извини, задумался и звонок не сразу услышал, – Алексей виновато почесал затылок, затем посторонился: – Проходи, кофе попьем, там Катерина опять гору снеди оставила, поможешь мне.
– Спасибо, я не голоден, – Виктор втащил багаж шефа в прихожую, пригладил слегка растрепавшиеся волосы и повернулся, чтобы уйти.
– Погоди, – тихо проговорил Алексей. – Не надо так.
– Ну почему же, – администратор по-прежнему не смотрел в глаза своему боссу, – по-моему, именно так и надо. Вы это довольно четко объяснили мне в прошлый раз. Четко и громко.
– Извини, что наорал тогда, – Майоров криво улыбнулся, – я за последнее время умудрился со всеми перессориться. Даже с Кузнечиком.
– Со всеми, кто любит Анну, – душа Виктора слегка оттаяла. – Со всеми, кто теряется в догадках, мучается и переживает за нее.
– Не стоит она ни мучений, ни переживаний, ни любви, – Алексей стоял, уперевшись затылком в стену и закрыв глаза. Голос его был сухим и безжизненным. – Я не хочу говорить об этой женщине.
– А придется! – Виктор застыл, возмущенно глядя в лицо Майорова. – Ты постоянно несешь какую-то чушь о женщине, составлявшей смысл твоей жизни! О женщине, любившей ТЕБЯ больше жизни!
– Я бы с удовольствием нес любую чушь, – Алексей открыл глаза и посмотрел на рассвирепевшего приятеля, – но приходится нести камень.
– Какой еще камень?