Алексей втолкнул слабо упирающуюся Ирину в гримерку и захлопнул дверь.
– Ты что себе позволяешь? – процедил он сквозь сжатые зубы. – Кем ты себя возомнила?
– А что такого? – Ирина безмятежно улыбнулась и попыталась обнять искрящегося от злости Майорова. – Что ты такой нервный-то? Все равно рано или поздно все узнают.
– Что узнают? Что? – Алексей увернулся из цепких щупальцев сожительницы и сел перед зеркалом. Собственная загримированная физиономия показалась ему такой же липкой и приторной, как его новая пассия. Он раздраженно схватил средство для смывки грима.
– Что мы с тобой любим друг друга, – пассия снова налипла, теперь уже на плечи. – Или ты намерен и в этот раз прятать от публики свою жену?
– Кого?! – Майоров застыл, глядя на Ирину через зеркало.
– Женушку свою новую, – сироп потек по шее, причем, вопреки закону всемирного тяготения, не вниз, а вверх, к ушам. – Мы ведь поженимся скоро, разве нет?
– Так, – Алексей длинно выдохнул, на пару мгновений застыл, словно считал в уме до десяти, затем повернулся к Ирине: – Случай, как я вижу, запущенный. Что ж, сам виноват. Сядь, не маячь перед глазами.
– На коленки к тебе можно? – оказалось, его новая подруга уже успела расстегнуть на себе все, что расстегивалось, и теперь, томно закусив губу, намеревалась проделать то же самое с одеждой Алексея.
– Сядь, я сказал! – Майоров раздраженно закинул озабоченную самку в кресло напротив. – И застегнись, нашла время!
– Но… Алюсеночек!
– Заткнись! – Алюсеночек угрожающе навис над расхристанной мадам. – Заткнись и слушай. Внимательно слушай. Я не знаю, что ты себе вообразила, но запомни: ты – всего лишь мой администратор. И только. Претендовать на какое-либо другое место в моей жизни не стоит. Каюсь, сам виноват, пустил тебя в свою постель…
– Очень романтично прозвучало! – фыркнула Ирина, приводя себя в порядок. – Можно подумать, я сидела под дверью и мяукала: «Пусти, хозяин, под одеяльце, я замерзла!»
– Если ты помнишь, приблизительно так и было. И если бы хозяин не выпил в тот вечер лишнего, тебе пришлось бы мяукать на лестничной клетке!
– Ой, бедняжку изнасиловали! Воспользовались его бедственным состоянием! А потом? – усмехнулась Ирина. – Ты тоже был пьян? Каждый вечер?
– А потом мне было уже все равно.
– Да? Не сказала бы. По-моему, тебе было очень даже хорошо.
– Это физиология.
– И только?
– И только. Так что особо не обольщайся. И если ты намереваешься и дальше усложнять мне жизнь, привлекая внимание папарацци, то считай себя уволенной.
– Что? – побледневшая Ирина судорожно вцепилась в ручки кресла. – И ты посмеешь?!