Конечно, положа руку на сердце, следовало признаться, что это ощущение неудобства возникало не только от замкнутости и монотонности здешней жизни.
Мальчиком и юношей его привлекали в деревне звуки детского смеха и шум игр с лужайки. Часами Фредерик мог наблюдать, как ребятишки носятся по траве, и всегда в нем теплилась надежда, что однажды они пригласят его поучаствовать, в играх.
Теперь, задним числом, он понимал, почему деревенские дети его избегали. С точки зрения сельчан, он был барчуком, потому что в его жилах струилась кровь Грейстонов, деревенские жители считали его существом, стоящим намного выше на социальной лестнице, а местные дворяне не позволяли своим драгоценным отпрыскам быть запятнанными дружбой с незаконнорожденным.
В то время ему было ясно только то, что его сторонились, и это сознание ранило больнее любого кинжала.
Однако он углядел одно дружеское лицо в толпе незнакомцев.
Заставив свою лошадь остановиться, Фредерик сделал знак мальчишке, слонявшемуся на углу. Мальчуган поспешил к нему с улыбкой до ушей, готовый подержать поводья, которые Фредерик ему бросил.
Фредерик спешился и положил монетку в заскорузлую ладонь паренька, а сам направился в ближайший паб. На губах появилась кривая ухмылка при воспоминании о почтении, проявленном к нему пареньком. Странно, что могли сделать приличная одежда и безошибочно узнаваемый лоск, сообщаемый богатством.
Впервые он приехал в эту деревню в качестве состоятельного человека, а не бастарда местного лорда.
Войдя в узкое помещение паба, Фредерик был вынужден остановиться, пока его глаза не приспособились к плохому освещению. Постепенно он начал различать открытые балки потолка в общей комнате и небольшие столики, рассеянные там и тут по потертому полу. Осторожно ступая, Фредерик нащупывал путь в полумраке, вдыхая запах эля и застоявшегося табачного дыма.
Остановившись у тяжелой стойки орехового дерева, обегавшей всю заднюю стену комнаты, он понял, что эти запахи были ему, как ни странно, знакомы и человек с бочкообразной грудью в белом переднике, ставивший стаканы на зазубренную подставку над стойкой, тоже.
Конечно, в густой гриве трактирщика теперь было больше седых прядей, чем темных, а на помятом лице обозначилось больше морщин, но Фредерик узнал бы Макая где угодно.
У трактирщика всегда было в запасе веселое словцо, и для одинокого мальчугана всегда находилось местечко в конце стойки. Макай выточил для Фредерика целый полк солдат из дерева, чтобы тот, посещая паб, мог играть с ними.
И Фредерик никогда не забывал его доброты.