Полиция открыла огонь, когда поняла, что мы и не думаем останавливать наш стремительный взлет. Ударившие нам вслед импульсы лишь подстегнули меня продолжить штурм небес, хотя Злюка и без того уже двукратно перепрыгнул отведенный ему инструкцией потолок. Почувствовав, что набранная нами инерция падает, а буйство ветра, наоборот, усиливается, я слегка понизил угол подъема, но прекращать задуманное не собирался.
Импульсы, что пронизывали вокруг нас атмосферу, походили на яркий, бьющий снизу вверх радужный дождь. Только мне вовсе не хотелось попадать под его рассеянные в воздухе разноцветные струи. Вести прицельный огонь чуть ли не вертикально вверх – именно таковым являлось на данный момент наше положение относительно боевого порядка врага, – законникам было сложно: бортовые спеллганы обладали ограниченным углом поворота. Для наиболее продуктивной стрельбы противникам требовалось двигаться за нами и палить Злюке в хвост. Но мобильникам было уже поздно взлетать и пускаться в погоню. До этого их мутазвери болтались на месте, и теперь, чтобы набрать необходимую для преследования скорость, мобильный отряд должен был долго разгоняться. А я, как только определил, что темп взлета падает, тут же накренил нос перехватчика вниз и направил Злюку по плавной нисходящей траектории к земле.
Ветры, царившие на этих бескрайних просторах, будто ополчились на интервентов и всем скопом решили растерзать их на части. Однако верховодила здесь все же одна воздушная стихия – та, что налетала с востока и била нас в левый бок. Сориентировав перехватчика по ветру так, чтобы его не перевернуло и не снесло к западу, мы с Гробуром, который был теперь обречен до конца полета служить зарядным устройством, в очередной раз подстегнули Злюку и, словно с горочки, плавно помчались обратно к земле.
Предпринятый нами маневр был подобен гигантскому прыжку над головами выстроившихся для расстрела палачей. Исполосовав небо импульсами, они все-таки зацепили несколько раз по касательной Злюку, а однажды умудрились угодить ему молнией точно в защищенное обтекателем брюхо. К счастью, металл не прогорел, но электрический разряд тряханул турбошмеля и нас за компанию с ним так, что вставшие у меня дыбом волосы приподняли шлем, а мышцы свела судорога.
Транспортные животные не чувствуют боли – биоинженеры в обязательном порядке блокируют им эту реакцию, – однако способны оценивать характер полученных повреждений. И поскольку мутазвери – это все-таки живые существа, они тоже страдают, когда испытывают по отношению к себе насилие. Недовольство задетого молнией Злюки передалось и мне, поэтому я пережил сейчас двойную порцию негативных ощущений. Что поделать – таковы недостатки нейроконтактного управления. Ты становишься со своим мутазверем единым целым – это облегчает вождение и одновременно увеличивает твою эмоциональную нагрузку. И как следствие этого, делает тебя более уязвимым. Так что спрятаться в бою за своего бронированного подопечного погонщик не может и всегда рискует в одинаковой степени с ним.