Потому что теперь, теперь, теперь этот сукин сын взял и умер.
И с последними каплями вина, поднятого в знак приветствия, Дебори начинает плакать. Это не сладкие слезы, несущие облегчение, но горькие и безнадежные. Он пытается сдержать их и открывает знакомую книжку Керуака в поисках какого-нибудь места, которое утолило бы его горе, но сквозь слезы ничего не может разобрать. Начинает темнеть. Он закрывает и книгу, и глаза, и снова погружается в библиотеку собственной памяти, концентрируясь на словах «Хулиган», «Герой», «Первосвященник хайвеев», «Вечный мечтатель» и «Иллюзионист». А может, и нет. Он ощущает себя учеником, пытающимся отогнать кружащих над его головой призраков отчаяния каким-нибудь изящным пугалом, набитым соломенными воспоминаниями о том, кем был великий Хулиган и что означала его безумная жизнь, во имя которой он умер. Он пытается заглушить насмешку, проглядывающую в бессмысленной смерти своего героя, с помощью анекдотов и вдохновенных афоризмов Хулигана (шесть четыре девять два восемь — последнее сочинение этого лучшего ума их поколения!).
Но полки пусты. Все труды уничтожены, как потерявшие значимость в свете последних открытий. Библиотечная метафора вызывает у Дебори смех, и он ощущает, как у него пересохло в горле. Он допивает последние капли вина с такой решимостью, словно борется с огнем. «Год наркомана», — произносит он, сидя под куполом вьющихся побегов и наблюдая за тем, как последние лучи ржавого солнца угасают на верхушках тополей. Он смотрит до тех пор, пока не исчезает последний отблеск и вино вновь не возвращает его к заброшенным стеллажам памяти. На этот раз ему удается найти тоненькую брошюрку не на букву «X», а на букву «П» — она посвящена эпизоду, когда знаменитый гонщик Хулиган познакомился с прославленным стэнфордским силачом Ларсом Дольфом и потерпел от него поражение в харизматической мужской схватке. «П» — поражение.
В конце пятидесятых и начале шестидесятых эти два гиганта возвышались над всеми зарождавшимися революционерами Прибрежной полосы. Оба были титанами и проповедниками своих собственных неповторимых философий. Однако Хулиган был более известен благодаря тому, что фигурировал в качестве героя в целом ряде романов, получивших общенациональное признание. Но Ларс Дольф ни в чем ему не уступал. Все, так или иначе имевшие отношение к жизни хиппи на полуострове, слышали о нем. А поскольку он занимался привлечением участников на буддистский семинар, многие знали его лично и испытывали благоговение перед его неафишируемой силой.