— Пошли вон! — заорал кто-то над ухом, отгоняя любопытствующих детей.
А Ирина попыталась что-то сказать… конечно же, это не вышло. На исказившемся болью лице появилось какое-то предельное, свирепое упрямство, и Мартин почувствовал слабое касание её руки. Посмотрел на ладони девушки — те медленно, упорно, складывали букву за буквой.
Она успела произнести шесть букв и одну цифру, прежде чем руки отказались ей служить, а дыхание остановилось.
Мартин прижался ухом к груди, пытаясь услышать сердце. Тело Ирины было тёплым и упругим, молодое, здоровое, красивое тело, и это казалось такой чудовищной нелепостью и несправедливостью, что Мартин отпрянул от неё будто ошпаренный.
Ирина Полушкина, семнадцати лет, будущая гордость земной лингвистики, была мертва.
Подошёл Клим, постоял, глядя на Ирину. Сказал:
— Кханнан метнул заточенный рыбий хребет. Очень твёрдая кость, мы сами её используем для поделок…
— И он мог сам сделать дротик? — спросил Мартин, так и стоя на коленях рядом с мёртвой девушкой.
— Легко. Ласты кханнана очень ловкие, на концах делятся на рудиментарные пальцы. Рыбу сожрал, хребет обточил о камни. Через тысячи лет это будет разумная раса… наверное.
— Зачем? — Мартин посмотрел на Клима. Обвёл взглядом мрачную молчаливую толпу. — Эти твари нападают на людей?
Клим покачал головой:
— Никогда такого не было. Никогда. Но несколько кханнанов потерялись или убежали… они могли одичать…
— И напасть на девушку, стоящую в толпе людей? — Мартин засмеялся бы, не будь все так трагично. — Клим, он вёл себя как наёмный убийца… или как науськанный пёс… не важно. Его кто-то послал!
Клим только развёл руками. Пробормотал:
— Пусть нас называют фашистами, но отныне мы будем убивать любого кханнана, приблизившегося к посёлку…
Мартин встал. Ему было безумно жалко девчонку. Ещё никогда с ним не случалось такого чудовищного фиаско.
— Мы похороним тело, — сказал Клим. — У нас есть для этого специальный канал… тут иначе нельзя, Мартин…
Мартин кивнул. Клим помялся и добавил:
— Обычно мы делим одежду и вещи умерших между собой, всё-таки ресурсов не хватает, но если ты хочешь забрать их…
— Я посмотрю её вещи, — сказал Мартин. — Возьму что-нибудь для родителей, а остальное… — Он посмотрел на босые ноги топчущейся рядом индианки. Продолжил:
— Я понимаю. Поступайте согласно своим обычаям.
Смотреть на то, как люди, пусть даже искренне переживающие смерть Ирочки, станут её раздевать, Мартину не хотелось. А ещё большее отвращение внушала мысль, что это красивое тело, ещё четверть часа назад вызывавшее у всех мужчин вполне одинаковые эмоции, будет сейчас беззастенчиво обнажено. Его щека ещё помнила тепло девичьей груди, шокирующее тепло мёртвого тела.