С бляхи гном снова перевёл взгляд на моё лицо. Ох, как же мне не понравился этот взгляд! И коротышка туда же... Ну почему все они на развилке с указателем: «Налево — дурак, направо — совсем НЕ дурак» выбирают правую дорогу?!
— Я тебе нравлюсь, да? — Я скорчил кокетливую мину.
Гном поперхнулся:
— С чего это ты взял?
— А на кой фрэлл заставил меня нагнуться? Поцеловать хочешь?
«Клещи» мигом разжались. Хм, как, оказывается, просто избавиться от повышенного внимания... Я выпрямился, потирая шею.
— А зря передумал, сладенький... — От «воздушного поцелуя» гнома перекосило так, что я даже испугался: не хватил бы его удар из-за моих дурацких шуток.
Ничего, всё обошлось. Гном сплюнул, что-то пробормотал в бороду на непереводимом наречии Горного народа и, энергично печатая шаг, направился на задний двор. Я проводил его коренастую фигуру насмешливым взглядом, готовый в любой миг, если гном обернётся, послать ему ещё несколько «поцелуйчиков», но он не обернулся. На его же счастье, как я полагаю, потому что моё настроение в эти минуты колебалось в диапазоне от просто зловредного до крайне мерзопакостного, и неизвестно, какие извращённые формы могла бы принять в дальнейшем моя фантазия.
Вообще-то, шутки подобного рода крайне рискованны, и их нужно использовать исключительно в том случае, когда ваш оппонент не может отреагировать иначе, как оскорбиться или испугаться. Лично я знаю одного типа, который развил бы предложенную мной тему до таких пределов, что пугаться впору было бы вашему покорному слуге...
— Зря вы так... — Ой, ещё один подкрался! Да что такое сегодня со мной — никого и ничего не замечаю...
На сей раз ко мне подошёл сам кузнец. Роста он был, что интересно, невысокого и на медведя вовсе не походил — скорее он был сухим и жилистым, но тугие змеи вен не позволяли усомниться в силе его натруженных рук. Кузнец был сравнительно молод — около сорока лет, — но всё же старше, чем ваш покорный слуга, и я не сразу понял, почему он обращается ко мне на «вы». А когда понял... Сделал себе зарубку на память: закатить старосте истерику с выяснением, почему он довёл мои «подвиги» до сведения каждого человека в этой треклятой деревне. Не знаю, как вас, а меня коробит уважительное обращение со стороны людей, перед которыми полагалось бы пресмыкаться мне...
— Что — «зря»? — хмуро спросил я, предчувствуя очередное сетование на мои «плохие манеры», но кузнец меня удивил:
— Почтенный Гедрин тяжело переживал случившееся.
Пе-ре-жи-вал? Я не ослышался?
— Что же заставило его переживать?
— Когда ему рассказали, как обстояли дела, он понял, что встал не на ту сторону...