Сидевший в «ягуаре» Мамонов довольно потер руки — все складывалось как нельзя лучше. Даже если бы дошло до расправы с азиатами, все можно было бы при необходимости списать на праведный шоферский гнев. С другой стороны', Черкасов не желал кровопускания — зачем резать курочку, которая несет золотые яйца? Он собирался потолковать с Касымом и глянуть, что у него в чемоданчике. Тот факт, что казахов оказалось двое — как и чемоданчиков, был полнейшей неожиданностью для Мамонова, но и это не испортило ему настроения. Турок, Шнелль, а в особенности Гвоздь, умели держать ситуацию под контролем.
После этого, однако, Мамонов больше уже рук не потирал. Наоборот, он изо всех сил вцепился ладонями в руль, чтобы сдержать внутреннюю тряску, которая охватила его при виде того, что последовало в наступившую за тем минуту.
Касым сдавленным, гортанным голосом крикнул что-то Мансуру. Тот одной рукой — его левая по-прежнему сжимала чемоданчик — молниеносным движением повел перед собой, и люди стали рушиться на грязный снег, будто кегли. Если бы с каждым ударом падал один человек — это было бы еще полбеды. Но Мансур валил крутых, видавших виды мужчин, словно косил мечом. Мамонову на миг показалось, что шоферы падали по нескольку человек враз — рядами. И сразу же вокруг казахов образовалось свободное пространство и стала видна дорога, которую Мансур пробивал перед собой в толпе в надежде вывести себя и своего босса к прозрачным дверям аэропорта.
К чести Мамонова надо сказать, что он очнулся довольно быстро — скорее всего, страх перед Черкасовым пересилил ужас от того, что он видел сквозь ветровое стекло «ягуара», будто на экране телевизора. Сжав в руке черный пластиковый брусок рации и приблизив его к губам, он заверещал:
— Гвоздь! Гвоздь! Задержать их! Любой ценой. Немедленно. Если нужно — стреляйте! И заберите чемоданы. Повтор: заберите чемоданы. Конец связи.
Гвоздь услышал рев «сукиного кота» Мамонова даже сквозь толстую стеганую куртку — рация лежала у него во внутреннем кармане. Хладнокровно, ни на метр не пытаясь приблизиться к начинавшим уже отрываться казахам, он полез в подмышечную кобуру и выхватил из нее длинноствольный «Борхардт-Люгер» с навинченным на него глушителем.
Толпа, увидев эту грандиозную машину убийства, шарахнулась врассыпную. Сообразительные водилы разом поняли, что развернулась совсем другая игра и с каждой секундой она набирает обороты. Другими словами; Гвоздь получил то, что ему требовалось, — расчистил себе пространство для стрельбы. При этом простор — только для бегства — получили и казахи и что было силы припустили к спасительному входу в аэропорт. Шнелль и Турок, откатившиеся прочь от ударов Мансура, поднялись на ноги и, в свою очередь, вынули пушки.