Нанни Лаунсетон хватило одного взгляда на детскую. Качая головой, она запричитала:
— Все это не подходит, миссис Лаунсетон, о, Господи, все не то.
Уже через неделю она велела вынести голубой ковер и постелить простой голубой линолеум.
— Для ребенка нужно, чтобы в комнате не собиралась пыль и чтобы пол можно было часто мыть, мадам, — строго сказала она, когда Пич попробовала протестовать.
Новая кроватка и высокий стул были отосланы назад в «Харродз», а с чердака спустили старые вещи Гарри.
— Нет смысла тратить деньги на эти недолговечные новые вещи, — нравоучительным тоном, но достаточно мягко высказала свое мнение Нанни Лаунсетон, словно Пич сама была ребенком. — Эти вещи хорошо послужили Гарри и его братьям, послужат и еще одному поколению Лаунсетонов, пока они не подрастут для других кроватей.
Пич, однако, наотрез отказалась расстаться с новой колыбелью. Она решительно поставила ее рядом со своей кроватью в спальне, уверенная, что Нанни не осмелится посягнуть и на нее. Нанни поняла, что Пич не уступит, она усмехнулась про себя и произнесла:
— Смею сказать, правильно, что вы купили новую колыбель, старая совсем развалилась. Очень красивая кроватка.
Пич улыбнулась с облегчением. Возможно, она и Нанни смогут примириться друг с другом, но друзьями не станут никогда.
Пич не могла сама кормить ребенка, у нее не хватало молока. Нанни Лаунсетон забрала у нее ребенка и стала готовить бутылочки с хорошим детским питанием, и скоро малыш начал быстро подрастать, становиться пухленьким и все более похожим на человечка. Сидя в кресле у камина в детской, Пич кормила его из бутылочки и смотрела, как жадно он сосет, причмокивая.
— Жадный маленький поросенок, — радостно сказала она.
— А сейчас мистер Вил будет спать, — проворковала Нанни, взяв малыша из рук Пич и умело перепеленав его.
Пич скоро сдалась в борьбе за право купать его, тем более что купание всегда совпадало со временем, когда Гарри появлялся из кабинета что-нибудь выпить, а Нанни с гордым видом выносила ребенка после купания, одетого в простые, легкие в стирке кремовые рубашонки от Виелла, чтобы показать отцу.
— Гораздо более практичные вещи, — объяснила она свой отказ от прелестных голубых, желтых и белых распашонок с шелковыми ленточками, которые Леони прислала в подарок своему правнуку.
Пич казалось, что Гарри был вполне доволен своим сыном. Не волновался и не прыгал вокруг него, но тем не менее был доволен. Он ласково гладил волосики малыша и говорил о нем совершенно прозаические вещи, как то: «У него хорошая кость. Крепкая. Посмотри на его плечи — он будет участвовать в гребных гонках в Итоне». Или: «Парень пошел в Лаунсетонов, ошибиться невозможно, достаточно взглянуть на него». Пич ожидала поэтических описаний чувств Гарри, впервые ставшего отцом, но Гарри просто оценивал своего сына, как если бы покупал новую лошадь: развитая грудь, хорошая щетина за копытами, сильные задние ноги… Она испытывала в такие моменты жалость к своему ребенку.