Лоис взяла Пич за руку.
— Джим, — сказала она тихим голосом, — я думаю, у нас беда.
Джим оторвал свой взгляд от дороги, и их глаза встретились.
— Она горит, у нее лихорадка, — сказала Лоис тихо. Возвращаясь на виллу, Лоис держала ее на руках. Леони поспешила им навстречу, удивленная и испуганная их неожиданным возвращением. Она схватила Пич и погрузила ее в ванну с холодной водой, постепенно добавляя лед до тех пор, пока прохлада не остудила пылающее тело Пич. Затем приехал доктор и тщательно осмотрел девочку. Лоис рассмеялась, когда он сказал, что это корь, опасный случай.
— Я всегда думала, что корь — совсем простая болезнь, — сказала она.
— Мы поедем на следующем корабле, — устало произнес Джим.
Пич становилось хуже. Голова болела так, будто разрывалась на части, ныли ноги. Затем что-то стало давить на грудь.
— Папа, — плакала она, мотая головой из стороны в сторону, стараясь избавиться от боли, напрасно пытаясь найти холодное местечко на подушке, которая стала мокрой от пота. — Папа!
— Это не корь, а полиомиелит, — сказал доктор Марнокс из больницы в Нейи, — редкое заболевание, которым болеют дети и молодые люди. Чтобы ей было легче дышать, мы наденем респиратор, но, мадам и месье, — его большие карие глаза смотрели на них, — я боюсь, что надежды мало.
Лоис бросилась к доктору:
— Что вы имеете в виду? — вскричала она. — Вы говорите, что моя сестра умирает?
Схватив его за лацканы накрахмаленного белого халата, она готова была убить его.
— Мадемуазель, мадемуазель, пожалуйста, — тщетно пытался он отстранить ее. — Я ничего не могу сделать, это болезнь, о которой мы очень мало знаем. Мы можем только надеяться.
Руки Лоис бессильно опустились, а доктор нервно поправил помятый халат.
— Мы все сделаем для нее. Мы все этого хотим.
— Доктор Марнокс, — раздался высокий чистый голос, — Моя внучка не умирает, вы поняли, месье? Она не умрет.
Доктор Марнокс нервно смотрел на яростную молодую даму и пожилую, охваченную тихим отчаянием.
— Конечно, нет, мадам, — успокаивающе ответил он, — Конечно, нет.
— Я останусь с ней, — сказала Леони, подходя к страшной белой двери, за которой была ее внучка.
Доктор посмотрел на Джима, беспомощно пожал плечами.
— Как она захочет, месье, — пробормотал он. — Мы сделали все, что могли.
Все трансатлантические линии были заняты, и разговоры прослушивались или их прерывали. Джиму понадобилось два дня и существенное влияние, чтобы дозвониться Жерару в Майами.
— Я выезжаю сейчас же, — сказал Жерар, голос его звучал напряженно.
— Здесь уже много проблем, — предупредил Джим. — Помни, коль уж ты будешь здесь как французский гражданин, возможно, тебе не удастся уехать.