На кухне звякнула посуда. С шипением полилась из крана вода Звуки привели меня к маме — она наполняла водой чайник. Она услышала шлепанье моих босых ног и глянула на меня через плечо. При виде ее лица я застыл как вкопанный. Она надела маску черной кошки с блестящими усами, отделанную по краю стразами. На матери была футболка, доходящая до середины бедра, а ноги оставались голыми. Когда она наклонилась над раковиной, я заметил полоску узких черных трусов. Меня немного успокоило, однако, что она усмехнулась мне, а не просто молча смотрела, как будто мы раньше никогда не встречались.
— Омлет в духовке, — сказала она.
— Зачем вы с отцом носите маски?
— Так Хэллоуин же!
— Ничего подобного. Хэллоуин в следующий четверг.
— А что, есть какой-то закон, запрещающий начинать праздновать пораньше? — спросила она И замолчала: прихватка в одной руке, чайник в другой. Потом снова бросила на меня косой взгляд. — В самом деле? В самом деле.
— Начинается. Грузовик сдает назад. Кузов приподнимается. Сейчас на землю повалится дерьмо.
— В этом доме всегда Хэллоуин. Он так и называется: Дом маскарадов. Но это тайна. И в этом доме есть одно правило: каждый, кто в нем живет, должен носить маску. Так было всегда.
— Я предпочту дождаться Хэллоуина.
Она вытащила из духовки блюдо с омлетом, положила мне кусок, налила чашку чая. Потом села напротив меня и стала смотреть, как я ем.
— Ты должен надеть маску. Карточные люди видели тебя вчера. Теперь они найдут тебя здесь. А если ты будешь в маске, они тебя не узнают.
— Ага, как же. Я же узнал тебя, хоть ты и в маске.
— Это тебе только кажется, — сказал она, и в ее глазах с длинными ресницами вспыхнуло озорство. — Карточные люди не узнают твоего лица под маской. Это их ахиллесова пята. Они обо всем судят по внешности. Они мыслят в одном измерении.
— Ха-ха, — сказал я. — Когда придет оценщик?
— Придет когда-нибудь. После обеда, точно не знаю. Я даже не уверена, что оценщик существует. Может, я придумала его.
— Я проснулся всего двадцать минут назад, и мне уже скучно. Неужели трудно было оставить меня дома? Ехали бы вдвоем на свой дурацкий уик-энд-маскарад и без помех делали бы ребенка.
Я сказал это и тут же почувствовал, что краснею. И все же я был доволен, что сумел поддеть ее и насчет масок, и насчет черного нижнего белья, и насчет их карикатурной игры — они думали, будто я слишком мал, чтобы понять ее.
Она сказала:
— Мне хотелось взять тебя с собой. Чтобы ты не натворил дел с этой девчонкой.
Румянец на моих щеках вспыхнул еще жарче, как раздутые угли.
— Какая еще девчонка?