-- Да... -- ком застрял в горле, я не то, что говорить, дышать толком не могла. Ногу опять пронзило болью. Я невольно застонала. И прохрипела: -- Ненавижу... его...
Что это относится к Торусу, а не к Одрину, никто не догадается.
А потом я всхлипывала все тише, на душе стало пусто и как-то странно светло. Словно перейдена какая-то граница. И за спиной неуверенно вздрагивают, готовясь к полету, крылья.
Мир покачивается, как лодка на волнах, уносит меня с собой. Голоса меркнут... меня больше нет.
Глава 16.
Твиллег
Где-то далеко впереди сквозь густые хлопья тумана проглядывал мигающий огонек -- то ли свет от факела, то ли дальний костер. Одрин обернулся к Аррайде, хотел сказать ей, что никуда от нее не уйдет, но внезапно понял, что остался один. Дорога под ногами была странной -- гладкой и неспокойной, и ему подумалось, что так можно ощущать себя, ступая по воде. Огонек постепенно разгорался все ярче, становился все больше, туман рассеялся, мевретт почувствовал тепло на лице и осознал, что смотрит в упор на витую каминную решетку. Он некоторое время созерцал ее, щурясь от огня, и пытаясь понять, где он и что произошло. Потом услышал сбоку движение и медленно повернул голову, в которой сразу же полыхнуло резкой болью. Наткнулся взглядом на испуганные круглые глаза Темулли и попытался улыбнуться.
-- Очнулись... -- радостно выдохнула девочка. -- Как вы?
Она говорила тихо и от нее -- о, чудо -- не звенело в ушах.
-- Что я? -- прохрипел Одрин и в первый момент не узнал свой голос. -- Что случилось?
На шум в комнату неслышно вошла Иса, очевидно, дежурившая под дверью, и остановилась возле кресла, опершись о спинку рукой в голубой кружевной перчатке. Она одними губами улыбнулась мевретту, и Одрин испугался. Ему внезапно подумалось, что живет он с Ведьмой в замке уже две тысячи лет, а Триллве ему просто приснилась.
Стоящий у стола Звингард искоса глянул на Ису, но только крякнул, нахмурив кустистые брови и начал молча вытирать руки широким белым полотенцем.
-- Мевретт, вы ранены, -- дрожащим голоском сказала Темулли и поспешно добавила, яростно закивав зеленоволосой головкой. -- А вообще, все хорошо, только не расстраивайтесь, ага?
Одрин почему-то не расстроился, зато, похоже, опечалиться решила Колдунья и, достав из кармана вышитый платочек, стала изящно вытирать абсолютно сухие щеки. В воздухе повис запах ванили -- от платка разило так, что Мадре сморщился, а потом осторожно спросил лекаря:
-- А что... случилось?
В голове все еще плавали клочья тумана, и память совершенно не желала возвращаться.