— Завтра сюда пришлют местного полицейского, мисс. А в день свадьбы их будет великое множество. — Суэйн продолжал колебаться. — Его светлость сказал, чтобы я не спускал с вас глаз.
— В этом нет нужды. Выпейте пива, мистер Суэйн. Повторяю, вы заслужили его.
Оставив Глэдис мыть посуду, Ханичайл поднялась наверх и, включив лампу, с удовольствием оглядела комнату. Она ей очень нравилась. Медная кровать имела фарфоровую вставку, изображавшую пастушку в кринолине и трех маленьких ягнят. Лаура сказала, что этой кровати столько же лет, сколько и дому, — два столетия. В комнате стояло полированное трюмо из красного дерева с серебряными канделябрами по обеим сторонам зеркала, рядом — такой же стул, а еще пара мраморных ночных столиков с лампами под розовыми шелковыми абажурами. Огромный старый гардероб покрывала резьба в виде херувимов и снопов пшеницы; а перед викторианским изразцовым зеленым камином располагалось удобное кресло с разноцветными подушками. Обои, с гирляндами роз на них, выцвели до приятного розового цвета, а вместе с ними и ковры. В комнате ничего не делали специально, но она выглядела великолепно.
Поставив локти на подоконник, Ханичайл стала прислушиваться к вечерним звукам: блеянию овец в поле, шелесту листьев на ветру, к крикам совы, обитавшей на сеновале.
Она вспомнила, какой одинокой себя чувствовала на ранчо, слушая звуки ночи. Сейчас она уже не была одинокой; она была счастливейшей женщиной на свете, если не считать Лауры, у которой через два дня свадьба.
Ханичайл подумала, как было бы чудесно, если бы она вышла замуж за Алекса, но жизнь — непростая штука. Они оба решили, что будут счастливы столько, сколько смогут. Они любили друг друга, и клятвы, данные друг другу, связали их прочнее брачных уз. Когда-нибудь, возможно, Алекс, став свободным, и женится на ней. Но, вспомнив несчастную, красивую, безумную Оттавию, Ханичайл решила, что никогда не уронит своего достоинства, заставляя Алекса жениться на ней.
— Я ухожу, мисс Ханичайл! — крикнула снизу Глэдис.
— Хорошо, Глэдис. — Ханичайл подбежала к лестнице, чтобы попрощаться с ней. — Увидимся завтра.
— Рано утром, мисс. Еще столько предстоит сделать. Ведь через два дня свадьба.
Глэдис ушла, с грохотом захлопнув дверь, за что ее постоянно ругала Джинни Суинберн. Глэдис была «грохотушка», и этим все сказано: она грохотала дверями, с грохотом ставила кастрюли на стол, сковороды на плиту, и никакие замечания не могли заставить ее не делать этого.
Ханичайл с минуту постояла, наслаждаясь тишиной в доме, затем спустилась вниз по лестнице и через холл прошла в просторную гостиную, где были выставлены свадебные подарки. Проходя по холлу, она взглянула на стенные часы. Стрелки сошлись на девяти. Всего один час — и Алекс приедет.