— Я хочу, чтобы этот воин прожил долгую жизнь, — упрямо повторила Анна, — он ее заслужил. А насчет разочарований — он сильный, он выдержит. И он, может быть, расскажет своим и чужим внукам правду о Великой Войне — кто-то ведь должен это сделать?
— Хорошо, — согласился старый колдун, — будь по-твоему. Идем, нам пора.
Они говорили так, словно Павла тут и не было, и Дементьев почувствовал злость — этот старик, будь он трижды ведун, не смеет уводить Анюту, его невенчанную жену, не дав отцу даже толком взглянуть на свою дочь!
— С-стой! — через силу выдавил из себя майор, нашаривая непослушными пальцами кобуру пистолета. — З-застрелю! Не т-тронь ее, стар… ик!
Он сделал еще несколько шагов к деревьям, под которыми стояли ведуны (или это были только их призраки?), но не дошел до опушки.
Фигуры Анны и старого ведуна дрогнули и начали таять легкой дымкой, растворяясь в яркой зелени листвы. Павел Дементьев протянул руки к исчезающим силуэтам, ставшим уже слабо различимыми тенями, но тут земля бросилась ему в лицо, ноги подкосились, и он упал в траву, пахнущую весной и жизнью.
Сознание погасло.
* * *
Проснувшись утром, Павел далеко не сразу сообразил, где находится. Наконец, когда из колышущегося вокруг тумана сформировались знакомые стены, ковры и развешенное на них оружие, он догадался, что лежит в своем доме на колесах.
Голова раскалывалась от боли, во рту скопилась горькая слюна с привкусом желчи, и Дементьеву страстно хотелось или немедленно застрелиться, или вести в дальнейшем только трезвый образ жизни. После довольно продолжительного обдумывания он пришел к выводу, что второй вариант несколько более заманчив, и попытался встать, но попытка не удалась: его мутило.
На слабый зов страдальца тут же явился его бдительный ординарец, окинул майора опытным оком, исчез, но вскоре вернулся и принес полстакана водки. Павел возражал — его тошнило от одного запаха спиртного, — однако ординарец настоял, ссылаясь на народную мудрость, проверенную веками и поколениями и гласившую: «Поможет».
Помогло. Дементьев, пошатываясь, встал, попил чаю, и ему полегчало. Восстановив координацию движений и вновь обретя способность мыслить, Павел потребовал от своих «телохранителей» подробностей своего вчерашнего безобразия, поскольку сам почти ничего не помнил: в памяти образовался зияющий провал.
Солдаты рассказали ему все по порядку — мол, вы встали из-за стола и пошли к лесу. Не доходя опушки, остановились и вроде бы с кем-то разговаривали; потом начали хвататься за кобуру, а затем, вытянув вперед руки и выписывая ногами, извините, кренделя, бросились в чащу, но тут же рухнули наземь и захрапели.