До своих машин Павел добежал с рекордной скоростью. Второй «ЗИС» уже выволок из грязи застрявшую машину, и расчет уже прицепил к ней многострадальное орудие.
— Гони! — заорал Дементьев, вскакивая на подножку. — Жми давай!
Лейтенант уже слышал рычание танковых моторов, и холодили спину чужие глаза, глядящие через прицел.
— Танки за холмом! Погоняй свои лошадиные силы, пока из нас тут мелкий винегрет не сделали!
«Как там говорил Суворов? Глазомер, быстрота, натиск и… нахальство».
Из-под колес летели фонтаны грязи, веером ложась по обочинам. Павел оглянулся — второй грузовик несся следом, подпрыгивая на ухабах, и прицепленное к нему орудие при этом всякий раз кивало стволом, словно одобряя — мол, правильно, не дрейфь, проскочим.
Петляя по лощинам, обе машины проскочили под самым носом у выползавших на дорогу немецких танков. Бог не выдал, свинья не съела — несколько снарядов, выпущенных вдогонку «ЗИСам», разорвались далеко позади.
— А ты человек, командир, — негромко сказал Богатырев, стирая пилоткой ошметки грязи, испятнавшие его лицо, — не бросил нас. Я уже думал — придется подрываться…
* * *
В начале войны в Красной Армии не было штрафных батальонов — они появились позже, в сорок втором, после выхода знаменитого приказа «номер 227». А до того солдат и офицеров, осужденных военным трибуналом за различные проступки и преступления и не приговоренных к расстрелу, просто направляли в обычные воинские части «под надзор» и «для искупления вины», причем офицеров, как правило, разжаловали до рядовых. Именно из таких людей и был составлен расчет четвертого орудия второй батареи — расчет, который в дивизионе называли «бандитским».
В этом расчете собрались разные люди с разными судьбами. Наводчик Богатырев, сухощавый мужчина лет тридцати пяти, прибыл сюда в черной куртке танкиста со следами сорванных трех «кубарей» — знаков различия политрука. На вопрос Павла — как, мол, дошел ты до жизни такой? — он поначалу ответил «долгая история, командир», но потом рассказал. Богатырев служил в танковой дивизии комиссаром батальона и встретил войну 22 июня сорок первого года на западной границе. Дивизия отступала, неся огромные потери, и когда от нее остались рожки да ножки, дивизию расформировали. Уцелевших солдат и сержантов раскидали по другим частям, а офицеров направили в резерв в город Горький, где они ждали отправки на фронт. Ждали неделю, две недели, месяц — тишина. Денег поднакопилось, и Богатырев с приятелем — разумеется, тайком от начальства, — махнули в Москву кутнуть. Кутнули они славно, но тем временем нежданно-негаданно стряслась проверка. Отсутствие доблестных гусар в части было немедленно обнаружено, и по возвращении в Горький оба попали под трибунал. Не мудрствуя лукаво, трибунал влепил каждому по десять лет тюрьмы — по году за каждый день гулянки — с заменой отсидки «искуплением вины на фронте».