Заправщиков все не было. Дивизион остался в Байраковке на ночлег, и Дементьев с заместителем комдива Семеновым из любопытства решили попроситься переночевать в каком-нибудь доме. Власенко от этой затеи отказался, заявив, что ему уютно и в своей машине, а политрук мотивировал свой отказ необходимостью последить за бойцами: «Чтобы не баловали — мужиков-то в селе не видно, одни девки да бабы, в том числе и молодайки. А мы Красная Армия, и встретили нас радушно — нельзя портить впечатление».
Мужиков действительно видно не было — кто был мобилизован еще в начале войны, кто ушел в партизаны, а кто и к бандеровцам, в батальоны «Нахтигаль» и «Роланд», в УПА или к сечевикам атамана Бульбы-Боровца. Всякое было на Украине в сорок четвертом году, и брат стрелял в брата, как в гражданскую.
Павел и Семенов постучались в дом к пожилому селянину, издалека наблюдавшему за колонной. Хозяину было лет шестьдесят, но он был крепок, как кряжистый дуб, и говорил медленно, взвешивая каждое слово. И хозяйство его было крепким — Дементьев, росший в деревне, отметил добротное подворье и мычащую, хрюкающую и кудахчущую живность. Да и все село, насколько успел заметить Павел, было зажиточным.
Гостей «кулак» встретил приветливо. Его черноглазая хозяйка, выглядевшая заметно моложе своего мужа, проворно собрала на стол, украсив гору снеди четвертью самогона. Самогон офицеры только пригубили — из вежливости, — зато домашней колбасе с чесноком воздали должное. Говорили о разном, но более всего хозяина интересовал вопрос: «Что будет при Советах — колхозы или единоличное хозяйство?». Услышав от Семенова, что при Советской власти повсеместно будут колхозы, он заметно помрачнел, сказав, что немцы разогнали колхозы и разрешали вести собственное хозяйство при условии исправной уплаты налогов.
И Дементьев понял, что тревожило крестьянина. Он вспомнил, какой вой стоял в его родном селе и по всей Рязанщине, когда началась коллективизация: тех, кто «добровольно» не желал записываться в колхоз, объявляли врагами и отправляли на Север или в Сибирь на «перевоспитание». И детским своим умишком Павел понимал — творится что-то страшное и неправедное. Его отец принял тогда мудрое решение: быстро распродал всю свою живность, ликвидировал хозяйство и увез жену и девятилетнего Пашу в Ленинград, где сам он работал на мясокомбинате. И еще неизвестно, как сложилась бы судьба Павла, не окажись его отец таким сообразительным…
За столом воцарилась неловкое молчание. К счастью, появился вестовой и доложил, что бензозаправщики прибыли, и что скоро можно будет продолжать движение. Семенов вышел первым, а Павел задержался и, обернувшись, спросил хозяина: