Моя чужая дочь (Хайес) - страница 13

— Ты была бесподобна! — воскликнул он, одной рукой обнимая Руби, другой привлекая к себе жену. — Предлагаю выпить за твою победу по бокалу чего-нибудь холодненького.

Фирменная полуухмылка Роберта исчезла, так же как и бесстрастное, поистине адвокатское выражение лица. Сейчас Роберт светился гордостью и воодушевлением. Этот энтузиазм, однако, его жене не передался. Эрин не обняла его в ответ, ни словом, ни жестом не дала понять, что тоже рада за Руби. А ведь какой повод для радости! Шутка ли — дочь приняли в одно из самых престижных частных учебных заведений Лондона. Руби спасена. А ее мать, к большому недоумению Роберта, отличная новость будто и не тронула. Уронив руку с плеча жены, Роберт слегка отстранился и одним пальцем приподнял ее подбородок.

— У меня дико болит голова. — Болезненно щурясь от яркого солнца, Эрин прижала ладонь ко лбу. — Тут рядом есть бар.

Роберт и рта не успел открыть, а она уже бежала через дорогу, лавируя между машинами и увлекая за собой дочь.

— Выпивка — как раз то, что нужно при головной боли!

Напоминать об осторожности Роберт не стал — в таком настрое Эрин вряд ли послушно вернулась бы на тротуар. Он торопливо купил букетик в цветочном киоске, сбросил светло-серый пиджак, закинул на плечо и зашагал вслед за своими женщинами, не в силах стереть с губ довольную улыбку, — счастье еще, никто из знакомых не видит его с таким идиотским выражением на лице.

Вытерев испарину, он вошел в бар, где липкая, изнуряющая уличная духота сменилась холодком кондиционеров, пропитанным запахами табака и пива. Эрин и Руби уже сидели за столиком в уютной кабинке. Роберт бросил пиджак на высокий табурет, сверху аккуратно положил букетик, заказал выпивку и, пока бармен наполнял бокалы, разглядывал жену и дочь, привычно изумляясь тому, что они есть в его жизни. Как это случилось? Откуда они явились, эти волшебные создания?

Руби была возбуждена, жестикулировала много и сумбурно; ее как будто стало вдвое больше. Казалось, душа ее просачивается сквозь поры кожи и рвется наружу, — то выплескивалось, Роберт знал, ликование девочки: она будет учиться в Грейвуд-колледже! Чувство вины изжогой жгло ему горло, но Роберт старался держать его в узде. Не стоит, твердил он себе, так уж казниться за то, что не отправил этого ребенка в Грейвуд раньше, хотя знал и о ее музыкальном даровании, и о проблемах в школе. До сих пор во всем, что касалось судьбы Руби, он упорно держался в стороне, оправдывая собственное бездействие отсутствием кровных уз. Руби ему не родная, в роли отца он выступал лишь полгода, а официально удочерил каких-нибудь полтора месяца назад и потому не ощущал за собой ни опыта, ни права вмешиваться в процесс воспитания. Протягивая бармену двадцатку, Роберт краем глаза следил за отражением Руби в зеркальной стене. Всего-то ничего и времени прошло, а эта девочка стала ему ближе, чем если бы была плодом его семени, его плотью и кровью. Она необыкновенная. Дети — большие мастера ловить в свои сети сердца, открытые для любви и нежности, а уж Руби в этом деле просто гений: об отце она страстно мечтала с младенчества.