– Ну что же вы, Луиза! – вскричал он. – Совсем ничего не едите!
Она подняла к нему заплаканное лицо и покачала головой:
– Не могу… Кусок в горло не лезет. Нет, Режиналь… Думаю, мне лучше подняться к себе и отдохнуть.
Он посмотрел в сторону буфетной и, никого не заметив, продолжал вполголоса:
– Отдохнуть? Как?! Вы намереваетесь лечь спать прямо теперь? Луиза! В день моего приезда?.. А я-то радовался, что побуду с вами наедине!..
– Разумеется, я тоже рада вас видеть. Но обстоятельства… Вы же видите, что это невозможно. Я должна сменить Мари у изголовья генерала… А я совершенно разбита.
– Разбита! Нет-нет! Попробуйте что-нибудь съесть.
– Не могу.
– Глотните рому, он разогреет вам кровь. Ничего нет лучше для того, чтобы взбодриться! Когда в наших краях морякам надлежит выполнить особенно тяжелую работу, они получают двойную порцию рома – и снова готовы приниматься за дело.
Она улыбнулась и напомнила ему:
– Я же не моряк, я – женщина.
– И слава Богу! – развеселился он, снова хлопнул в ладоши, подзывая Сефизу, и заказал ей рому.
– Предупреждаю: я не стану пить, – заявила Луиза.
– Вы поступите, как пожелаете, – кивнул он, – но и мне позвольте сделать так, как я сочту нужным, хорошо?
Она не прибавила больше ни слова, а Мобре принял из рук Сефизы кувшин и наполнил свой кубок. Ему необходимо было набраться храбрости, взбодриться, чтобы сыграть величайшую сцену, важнейшую в многоактной пьесе, уже родившейся в его воображении.
Он выпил, даже не взглянув на Луизу, поставил кубок и нежно прошептал:
– Луиза! Зря вы не последовали моему примеру. Двое влюбленных всегда должны действовать в унисон.
Он говорил ласково и в то же время серьезно. Слегка откинувшись на спинку стула, он вынул из кармана штанов короткую трубочку, потом мешочек из зеленой кожи и раскрыл его. Набил трубку табаком, снова кликнул Сефизу и не торопясь приказал принести ему огня; когда он закурил и Сефиза исчезла, он навалился всем телом на стол. Луиза подумала, что Режиналь хочет открыть ей какую-то тайну, и подалась ему навстречу, вся обратившись в слух. Но тот только смеялся, выпуская изо рта клубы дыма. Он был в себе уверен. Глаза его, как никогда, искрились радостью. Луиза вдруг почувствовала, как обе ее ноги зажало, точно в тисках. Это Мобре стиснул их своими коленями.
Она испытала при этом необычайное волнение, сильно побледнела, ей даже показалось, что кровь застыла у нее в жилах. Обеими руками она схватилась за грудь.
Луиза лихорадочно соображала, что он сейчас ей скажет, что сделает, и быстро опустила голову, словно желая скрыть волнение; однако Мобре действовал ловчее, держался начеку. Своими высокими сапогами шевалье поглаживал Луизе ноги, теперь он дошел до ее колен и тщетно пытался подняться выше. Луиза почувствовала, что силы оставили ее. Она подняла голову, в ее глазах застыла мольба; хотела дать Мобре понять, что время выбрано им неудачно и лучше бы подождать, – ведь нынешняя ночь отдана молитве и благочестию. В глубине души Луиза чувствовала растерянность, ее пьянило желание.