Луиза не шевелилась, застыв от ужаса и не говоря ни слова.
Шевалье терпеливо ждал хоть какой-нибудь реакции, решения, но девушка оставалась неподвижной, словно мраморное изваяние.
Режиналь с шумом сглотнул и с горечью произнес:
– Думаю, что понимаю вас, Луиза: вы меня обрекаете на смерть. Теперь вы знаете мою тайну и не можете меня простить, верно? Отчего же? Вероятно, вы не любите меня по-настоящему и не можете забыть о ничтожных жизненных потребностях. Если бы вы любили меня, как я – вас, какое вам было бы дело до Мари!.. Ваше молчание, ваша холодность свидетельствуют о том, что вы меня осуждаете. Все ясно. Я уеду, Луиза…
Он встал и заходил по комнате. Потом отрывисто, словно охваченный сильнейшим волнением, продолжал:
– Я уеду… Завтра же. Сейчас же пойду укладываться. Одно судно скоро отправляется из Сен-Пьера в Сент-Кристофер и потом на Ямайку… Я сяду на него… И навсегда сохраню ваш образ, Луиза, потому что мне никогда не забыть вас, никогда!.. Вы стали частью меня самого! Ах, как же мне теперь жить? Какая пустота вокруг! Отныне я не смогу ощущать вас рядом и говорить себе: «Скоро я с ней увижусь, обниму ее, поцелую, она моя!..»
– Режиналь… – пролепетала Луиза.
Он метнулся к ней и схватил за руку:
– Луиза! Луиза! А вы? Скажите, когда я уеду, вы станете обо мне вспоминать? Меня будет вам недоставать? Неужели вам никогда не придут на память наши ночи, наша любовь, чудесное родство наших душ и тел?
Она вздохнула. Режиналь почувствовал, как она крепко вцепилась в его руки. Теперь он знал, что она согласится на все, лишь бы не потерять его. Он победил. И с удовлетворением про себя отметил, что Луиза слишком взволнована и не вспомнила, что в Сен-Пьере нету никакого судна, направляющегося в Сент-Кристофер и на Ямайку. Иначе она могла бы упрекнуть его в том, что он морочит ей голову.
Он выпрямился, так чтобы его лицо оказалось на уровне ее губ, и ласково продолжал:
– Когда вы хорошенько подумаете и проникнете в мой замысел, Луиза, вы, может быть, меня простите… И пожалеете о том, что вынуждаете меня с вами прощаться…
Он склонился и одарил Луизу целомудренным поцелуем. Она не шевельнулась. Внезапно, словно в порыве страсти, способной прорваться сквозь любые преграды, он довольно грубо обхватил Луизу за талию, с силой прижал к себе и стал осыпать горячими поцелуями.
Он терзал бедняжку, покусывая ее нежнейшую шейку сквозь тончайшую ткань платья. Ей казалось, что у Режиналя не две, а сто рук и все они с жадностью набросились на нее…
Она снова потерялась, не зная, на что решиться. Ею все сильнее овладевала невыносимая тоска, у нее сжимало горло, сводило челюсти, как бывает, когда пытаешься сдерживать рыдания.