Мари перестала смеяться. Она перевела разговор на волновавшую ее тему.
– А мне говорили, – медленно и твердо промолвила она, – что ты уже имела случай оценить мужские достоинства господина де Мобре…
– На Мартинике немало злых языков!.. Я почти уверена, что это навет майора, мадам…
– Хм, хм! Навет? Ты уверена?.. Кажется, я и сама кое-что замечала…
– Между шевалье и мною? Черт побери, мадам!..
Жюли вдруг отступила назад, внимательно посмотрела на хозяйку и воскликнула:
– Все понятно! Вам сказал Демаре! Он за мной следит, шпионит! Вот уж ревнив! Ах, разбойник!
– Так ты сознаёшься, Жюли?
Субретка заметила, как вдруг ноздри у Мари дрогнули. Она в одно мгновение сообразила, что генеральша попросила ее раздеть с одной-единственной целью: заставить ее разговориться. Слава Богу, она вовремя спохватилась, а ведь уже ходила по краю пропасти!
– Ни в чем я не сознаюсь, – отрезала она. – Просто ужас как боюсь ревнивцев. Вот я совсем не ревнива. А все потому, что люблю любовь и считаю, что каждый должен ею наслаждаться, когда и как хочет! Все женщины, кому это нравится, вероятно, думают, как я. Если они сами не сохраняют верность одному мужчине, зачем они станут ревновать этого мужчину, не так ли, мадам? К несчастью, наши дружки, похоже, рождены ревнивцами. Страсть как хотят единолично обладать женщиной, а разве такое уместно…
Мари поняла, что Жюли дает ей урок, и закусила губу. Жюли была хитрой бестией. Нет, так просто признания от нее не добиться.
Генеральша уже надела рубашку, и Жюли нечего было делать у нее в спальне. Однако Мари ее не отпускала.
– Раз уж мы заговорили о шевалье де Мобре и ревнивых мужчинах, скажи: неужели ты полагаешь, что ему в самом деле присущ этот недостаток?
– О, я так мало его знаю!
Мари подкралась к камеристке и доверительным тоном, словно обращаясь к соучастнице, проговорила:
– А ты знаешь, что мне сказали? Кажется, он разбил все женские сердца в Сен-Пьере!
– Он там никогда не бывает.
– Неважно! Так говорят! Странно, что ты этого не знаешь, хотя мимо тебя ни одна новость не проходит.
– Мне абсолютно ничего не известно, мадам. Шевалье поступает, как ему заблагорассудится. Я же не Демаре: я в шпионов не играю.
– Ах! – вскрикнула Мари, и в ее голосе послышалось сожаление. – Я думала, ты искреннее, детка. Во всяком случае, я приучила тебя к откровенности, подавая личный пример. Ты лучше всех знаешь мое прошлое. Однако ты мне не доверяешь… Раз ты не хочешь говорить, значит, у тебя у самой рыльце в пушку!
Жюли лишь посмотрела на хозяйку, не проронив ни слова. Этот разговор ее утомлял. Она догадывалась, что Мари ревнует и страдает. Если бы не так, если бы Мари наводила справки для того, чтобы составить себе действительно верное мнение о шевалье, Жюли, верная своему характеру, без колебаний выпалила бы все, что знала. Но она предчувствовала: одно слово, малейшая неосторожность – и генеральша выплеснет наружу всю свою боль!