Вот так и кажется: сейчас
она его живьем проглотит.
На картине нарисована женщина с детски капризным выражением лица.
Башмачница. Вот скверная баба.
Башмачник.
Ах, что за кудри у нее!
Императрице впору!.. Тело —
прозрачней свежих вод Лусены.
[4]Весной, когда раскинет юбки
она по ветру, сладким цветом,
лимоном пахнет от нее
и вешней травкой в час вечерний.
Нет шорницы краше:
весь мир обойдешь —
слаще ты не найдешь
шорницы нашей!
Соседки смеются.
Глядите – у ее окна
разряженные вертопрахи
гарцуют на своих конях,
гордящихся нарядной сбруей.
Смотрите – вот один из них…
Как резво конь под ним играет,
как весело в крыльцо он бьет
своим подкованным копытом!..
Весь день галантный кавалер
ведет с хозяйкою беседу,
меж тем как бедный старый
муж над кожей трудится усердно.
(Скрестив руки на груди, трагическим голосом.)
Ты честен, муж, но стар и сед,
а шорница – весны свежее.
И вот бездельник молодой
твою любовь и честь похитил.
Башмачница, которая все время тяжело вздыхала, вдруг разражается слезами.
Башмачник (повернувшись к ней). Что с вами?
Алькальд. Дочь моя! (Стучит жезлом.)
Соседка в красном. Кому надо молчать, тот всегда плачет!
Соседка в темно-фиолетовом. Продолжайте!
Соседки шушукаются.
Башмачница. Мне жалко, и я не могу удержаться, видите? Не могу. (Старается удержать слезы и смешно всхлипывает.)
Алькальд. Тише!
Малыш. Вот видишь!
Башмачник. Прошу не прерывать меня. Сразу видно, что вы не знаете, как трудно читать стили наизусть.
Малыш (вздыхает). Это правда!
Башмачник (угрюмо).
Вот как-то в жаркий летний полдень,
в тот час, когда бессильно никнут
душистой жимолости ветки,
когда в горах, обнявшись нежно,
танцуют ветерок и тмин,
в сад вышла шорница – полить
левкои. Вдруг пред нею вырос
ее дружок, и молвил он:
– Голубка, хочешь, завтра вместе
отужинаем мы с тобою
и за твоим столом? – А муж?
– Он не узнает. – Милый, что ты
задумал? – Я? Убить его.
– Он ловок и силен. Револьвер
я есть у тебя? – Я лучше бритвой.
– Она остра и режет крепко?
– Да, крепче холода могилы.
Башмачница закрывает глаза и прижимает к себе Малыша. Соседки крайне возбуждены.
Гляди: на ней зазубрин нет.
– А ты не лжешь? – Я десять метких
ему ударов нанесу:
четыре в спину, два под сердце
и по два в каждое бедро.
Поверь, рука моя не дрогнет,
отвагой пылкой я горю…
– И ты убьешь его немедля?
– Когда он завтра ввечеру
домой с базара зашагает,
я буду ждать его во рву,
там, где дороги поворот.
В то время как Башмачник произносит последний стих, за сценой внезапно раздается громкий, отчаянный крик. Соседки вскакивают. Опять кричат, но уже ближе. У Башмачника выпадают из рук картина и палочка. Все уморительно дрожат.