Мало-помалу сумерки сгущались, тяжелые тучи затянули небо, а с севера подул резкий ветер. К четырем блеклое солнце окончательно скрылось за свинцовой тучей.
Многие торговцы тут же начали укладываться, наладившись уходить. Только попрошайки, гадалки да жонглеры продолжали добывать свой хлеб насущный, их приближение темноты не пугало. Однако внезапно помрачневшее небо сразу окрасило яркие цвета ярмарки таким зловещим серым налетом, что честной народ кинулся по домам. Кое-кто из торговцев устроил себе пообочь от торжища времянку. Но у Мэта и Джиллот мать была сильно хворой и по немочи не могла без них обойтись, поэтому они должны были непременно воротиться в деревню, а утром снова трястись по дороге сюда.
Со стороны берега откуда-то появились размалеванные крикливые женщины. Они приставали к мужчинам, старательно демонстрируя им свои достоинства. Любовные делишки они обделывали тут же рядом, в зарослях речного ивняка. Розамунда смотрела на них, широко раскрыв глаза, хоть и брезговала этими потаскушками, с их дешевыми румянами и непристойно яркими нарядами. Их виттонский священник говорит, что эти блудницы будут вечно гореть в аду через свои грехи. Но люди поговаривали, что неспроста он так усердно изображает из себя святошу, – дескать, и сам пользуется услугами «богомерзких жен».
Устала Розамунда просто мочи нет как. Но все равно возвращаться домой ей было тошнехонько. Она знала, что ей предстоит разговор с Ходжем. Ох и рассвирепеет он, увидав, что денежки, которые он рассчитывал пропить, падчерица посмела истратить на всякие подарочки. Джоан она купила шерсти на платье и полушерстянки для детских одежек, а еще сластей и ленточку в волосы для Мэри. Может, он не очень станет буйствовать, увидев на донышке корзины ветчину и сыр, просто потребует, чтобы ему отдали эти лакомства почти целиком. А вот если он дознается, что она припрятала для себя и матери несколько монет, тогда уж Розамунде действительно несдобровать. Да и себе она кое-что купила, не утерпела. Чудный лиловый кушак, с вышитыми зелеными листиками. Отродясь она не видела таких красивых кушаков. Она будет надевать его на воскресную обедню. Скорее всего этот поясок краденый. Нищий, его продававший, больно уж торопился сбыть его, явно запросив слишком малую цену за такую-то красоту. Как бы то ни было, теперь этот кушак принадлежит ей, и она заплатила за него свои кровные, с таким трудом добытые денежки.