Даже женщины всполошились. Мисс Майфенви Венсюзен, председательница местного отделения Лиги уэльских женщин, выступила на многолюдном собрании в зале общества трезвости. Правда, Эндрью когда-то обидел Майфенви, отказавшись открыть заседание ежегодного съезда лиги. Но независимо от этого, выступление Майфенви было продиктовано, несомненно, бескорыстными мотивами. После собрания и в последующие вечера молодые девицы, члены лиги, обычно приурочивавшие свои уличные выступления только к календарным праздникам, распространяли жуткого вида листовки против вивисекции, с изображением наполовину выпотрошенной собаки.
В среду вечером Кон Боленд позвонил Эндрью, чтобы рассказать забавную историю.
- Как поживаете, Мэнсон, дружище? Попрежнему не гнете шеи, а? Очень хорошо! Вам, пожалуй, будет интересно то, что я вам сейчас расскажу. Сегодня, когда наша Мэри шла домой со службы, одна из этих вертихвосток с флагами остановила ее и сунула ей листовку - знаете, воззвания, которые они распространяют против вас. И что вы думаете... ха-ха-ха!.. как вы думаете, что сделала наша храбрая Мэри? Схватила листок и разорвала на мелкие клочки. Потом-бац! - дала оплеуху этой флажнице, сорвала у нее с головы шляпу и говорит... ха-ха-ха!.. Как бы вы думали, что она сказала? "Вы протестуете против жестокости? Так вот я вам покажу, что такое жестокость!"
Такое физическое воздействие применяли и другие, столь же преданные, как Мэри, сторонники Эндрью.
Весь участок Эндрью крепко стоял за него, но зато вокруг Восточной амбулатории сплотился блок тех, кто был против него. В трактирах происходили драки между приверженцами Эндрью и его врагами. Франк Дэвис в четверг вечером пришел в амбулаторию избитый, чтобы сообщить Эндрью, что он "расшиб башку двум пациентам Оксборро за то, что они назвали нашего доктора кровожадным мясником".
После этого доктор Оксборро проходил мимо Эндрью подпрыгивающей походкой, устремив глаза куда-то вдаль. Было известно, что он открыто выступает против нежелательного ему коллеги вместе с преподобным Перри.
Экхарт, вернувшись как-то из масонского клуба, пересказал Эндрью изречения этого жирного христианина, из которых самым глубокомысленным было следующее: "Как может врач убивать живых Божьих тварей?"
Экхарт говорил мало. Но раз как-то, покосившись на напряженное, замкнутое лицо Эндрью, объявил:
- Черт побери, в ваши годы и я наслаждался такого. рода скандалами. Ну, а теперь... видно, стар становлюсь.
Эндрью невольно подумал, что Экхарт неверно судит о нем. Он был далек от того, чтобы "наслаждаться скандалами". Он был озабочен, утомлен, раздражен. Он с озлоблением спрашивал себя, неужели ему всю жизнь предстоит биться головой о каменную стену? Но душевная подавленность не мешала ему страстно желать своей реабилитации перед всем взбудораженным городом.