Оказалось, никто.
– Иван Иванович, – сказала графинька. – Публика просит.
Иван Иванович слегка откашлялся.
– Читаю только фрагмент, – сообщил он. – Вступление пропускаю. Оно не относится нашей к теме.
ИМПЕРАТОР
За Исетью, где шахты и кручи,
За Исетью, где ветер свистел,
Приумолк исполкомовский кучер
И встал на девятой версте.
Вселенную снегом заволокло.
Ни зги не видать – как на зло.
И только следы от брюха волков
По следу диких козлов.
Шесть пудов (для веса ровного!),
Будто правит кедров полком он,
Снег хрустит под Парамоновым,
Председателем исполкома.
Распахнулся весь, роют снег пимы.
– Будто было здесь?!
Нет, не здесь.
Мимо! —
Здесь кедр топором перетроган,
Зарубки под корень коры.
У корня, под кедром, дорога,
А в ней – император зарыт.
Лишь тучи флагами плавают,
Да в тучах птичье вранье,
Крикливое и одноглавое, ругается воронье.
Прельщают многих короны лучи.
Пожалте, дворяне и шляхта.
Корону можно у нас получить,
Но только вместе с шахтой!
Последние слова он произнес «с выражением», как советский школьник на уроке литературы, чем вызвал злобноватую усмешку Онтонова.
– Спасибо. Садитесь. Аплодисментов не надо. Кроме того… – продолжила Новосильцева.
– Разрешите, Лариса Васильевна, – подал голос Онтонов.
– Прошу покорнейше!
– Мне показалось, – начал Онтонов, – что в этом стихотворении есть чрезвычайно интересные сведения. Маяковский говорит, что император зарыт прямо в грунт дороги, оказавшейся под корнями кедра. Это сколько же лет должно быть должно быть кедру, чтобы он из подростка превратился в более-менее молодое дерево?
– И сколько же? – заинтересовалась Куликовская-Романова.
– Не меньше ста лет. Стихотворение написано в 1928 году. Значит, кедр этот, растет, как минимум, сто лет… на дороге, в которой «зарыт» император. Получается, императора могли там зарыть не позже 1818 года.
– А почему так получается? Просветите! – попросила Новосильцева.
– Кедр, как и любое другое дерево, не мог вырасти посреди дороги. Если этому кедру, из стихотворения, не меньше ста лет, следовательно, он пророс тогда, когда дорога уже исчезла. Или ее вообще не было.
– Совершенно верно! Как просто! – сказала графинька.
– Идем дальше, – продолжил Онтонов. – Кто может помнить дорогу, исчезнувшую за четыре поколения до приезда Маяковского? Никто, конечно! Даже если это сам Парамонов… Тем не менее, дорога фигурирует и у Маяковского, и у Юровского, и у Рябова с Радзинским – теперешним Радзинским. Зато фигурирует другой, по Юровскому-Покровскому, самый главный знак, указывающий на место захоронения, – мостик из шпал. Маяковский о том – ни слова.