Я вернулся к катеру. Снял его с сигнализации и вышел в спокойную воду.
Единственное место, где я мог узнать о связях Романова и выяснить, были ли связаны известный бизнесмен и крутой бандит, находилось на Литейном канале. Откладывать вопрос на потом мне несвойственно. И я тут же вгрызся в проблему, беря направление на Литейный.
У Москвы – Лубянка. У Санкт‑Петрополиса – Литейный канал. Для каждого свое место, которое обрастает зловещими легендами и мифами. Здесь в изумительный городской пейзаж вторгся несуразный высокий дом, в простонародье прозванный Большим. Даже поговорка ходила: «Большой дом» – самый высокий дом в Санкт‑Петрополисе: из его окон Сибирь видна». Люди не любили это здание за мрачное прошлое. Оно напоминало горожанам о тех временах, когда Алексей II поднял в стране массовую волну репрессий. Мальчишка, волей случая взошедший на престол, до конца дней своих не забывал о том, как народ сверг его отца и заставил отречься от короны. Он не мог простить подданным предательства. Алексей всегда помнил, почему умер отец. Да – цирроз печени, вызванный алкоголизмом. Отец пил как буйвол. Весь пошел в Александра III, да вот здоровье было хлипковатым. Но почему запил отец, Алексей II знал точно – предательство народа. Боязнь предательства развилась у паренька в маниакальную подозрительность. Он видел в каждом заговорщика и убийцу и немедленно расправлялся с вызвавшим подозрения без суда и следствия. Мальчишка вобрал в свои руки все полномочия власти и никому не уступал ни капли ее. Мало того, уничтожал каждого, кто мог составить ему конкуренцию. Параллельно с этими гонениями на верхушку власти шло поголовное истребление народа. Сколько человек прошло через Большой дом и больше никогда не вернулось в родной город! Работать я должен был именно в Большом доме, сменившем стиль работы и даже название на ФСБ – Фельдслужба Безопасности. Я покинул службу в звании штабс‑капитана и переключился на частную практику, но связи остались. Еще многие из моих друзей продолжали работать в органах. Этими связями я и собирался воспользоваться. Неофициально.
Я припарковался в двух кварталах от Большого дома, оплатил стоянку и покрыл оставшееся расстояние пешком, напустив на себя беспечный прогулочный вид.
Я бросил взгляд на небо. Тучи заполоняли небесный свод. Свинцовые, пухлые от влаги, они тянулись друг к другу, как новорожденные дети к матери.
«Быть грозе», – подумал я с радостью и вступил в вотчину госбезопасности.
Сколько же прошло лет, как я покинул сие заведение. А ведь осталась легкая светлая грусть о временах, проведенных на государственной работе. Грусть? Странно! О чем грустить? О проблемах и бессонных ночах? Да тут радоваться надо. Когда я ушел из Службы, у меня впервые появился по‑настоящему здоровый и крепкий сон. Но ведь осталось томление в душе. И каждый раз, когда я вступаю под родные своды, сердечко начинает яростно колотиться.