В самом деле, эта аналогия между йогином в состоянии концентрации и растением не так уж нелепа. Ностальгия, которую чувствует индиец, когда думает о замкнутом и непрерывном органическом круговороте – без неровностей, без резких изменений (именно этим и характеризуется растительный план жизни) – такая ностальгия является реальным фактом. Тем не менее мы не считаем, что подобное стирание обыденной человеческой жизни – через неподвижность, ритм дыхания, концентрацию на одной точке – имеет своей конечной целью возврат к вегетативной форме бытия. Цели, которым следуют "Йога-сутры" Патанджали, равно как и интенции других форм йоги определенно свидетельствуют против такой гипотезы. Нам кажется, что сходства с растениями, которые можно найти в йогических позах, дыхании и концентрации, полностью объясняются архаической символикой "возрождения". Морфологически допустимо соотнести асану и пранаяму с "эмбриональным дыханием", используемым в даосизме, (Цель этого дыхания, согласно даосским источникам, состоит в имитации дыхания плода в материнской утробе. "Возвратившись к основам, вернувшись к истокам, уничтожают старость, обретают состояние младенца в утробе", – говорится в предисловии к Тай-си Коу Цзюэ ("Устные наставления по эмбриональному дыханию"), цит. по: Maspero, Op. cit., p. 198.) или с позой эмбриона, в которую очень часто кладут людей при погребении (в надежде будущего возвращения к жизни), а также с некоторыми церемониями инициации и возрождения, исполняемыми в замкнутом пространстве – символе материнского чрева. Объем книги не позволяет нам рассматривать эти церемонии подробнее; мы лишь отметим, что все они предполагают магический перенос практикующего в эпоху золотого века, в мифическое illud tempus. ("То время", "время оно", незапамятные времена) Incipit vita nova (Начинается новая жизнь) (ведь каждое возрождение – это "новое рождение"), но оно возможно только в том случае, если прошедшее время и "история" отброшены, если момент настоящего совпадает с мифическим моментом начала времен, т.е. с созданием миров, космогонией. В этом смысле йогическая асана и "эмбриональное дыхание", хотя и преследуют (не только в классических, но и "неортодоксальных" формах йоги) совершенно разные цели, могут рассматриваться как эмбрионально-вегетативные онтологические формы.
Кроме того, асана и экаграта имитируют божественный архетип. Йогическая поза имеет религиозную ценность в самой себе. Йогин не подражает "жестам" и "страданиям" божества – и не без причины: ведь бог "Йога-сутр", Ишвара, есть чистый дух, который не только не создает мир, но и не вмешивается в его историю – ни прямо, ни косвенно. Восхождение над человеческими условиями, "независимость", полная автономия Пуруши – все это находит свою архетипическую модель в Ишваре. В отречении от обусловленности, т.е. в практике йоги, заключается и религиозная ценность – в том смысле, что йогин имитирует способ бытия Ишвары: неподвижность, концентрацию на самом себе. В других разновидностях йоги асана и экаграта могут быть религиозно ценными просто благодаря тому, что йогин становится живой статуей, воплощающей иконографическую модель.