На спуске с плато был забит Ниггер из упряжки Хасселя. В итоге мы, как и рассчитывали, пришли к этому складу с12 собаками. Дальше продолжали путь с 11.
Читаю в моем дневнике: «Собаки выглядят ничуть не хуже, чем при выходе из Фрамхейма».
Когда мы через несколько часов двинулись дальше, на санях было провианта на 35 дней. Кроме того, у нас еще были склады на каждом градусе вплоть до 80° южной широты.
Кажется, мы вовремя отыскали этот склад, потому что, когда мы вышли из палатки, весь барьер окутала метель. Дул сильный южный ветер, небо заволокли густые тучи. Метель и снегопад затеяли такую свистопляску, что почти ничего не было видно. Хорошо, что теперь ветер дул нам в спину, а не в лицо, как прежде.
Зная, что путь нам пересекают трещины, мы соблюдали большую осторожность. Чтобы исключить всякий риск, Бьоланд и Хассель шли впереди в связке. Снег был очень глубокий и рыхлый, скольжение плохое. К счастью, о приближении трещин нас своевременно предупредили голые ледяные гребешки. Сразу видно, что поверхность ледника здесь разорвана и надо ждать еще больших препятствий. Вдруг в пелене туч открылся просвет, сквозь снежные вихри проглянуло солнце. В ту же секунду раздался голос Ханссена: – Стой, Бьоланд!
Бьоланд стоял на краю зияющей трещины. У него было отличное зрение, но замечательные снежные очки собственного изобретения мешали ему видеть. Конечно, Бьоланд не очень рисковал, даже если бы упал в трещину, ведь он был связан с Хасселем.
Как я уже говорил, по-моему, эти расщелины обозначают рубеж между барьером и материком. А на этот раз они, как ни странно, явно обозначали еще рубеж между хорошей и плохой погодой. За ними на севере барьер купался в лучах солнца, а на юге пуще прежнего бушевала пурга. Вершина Бетти последней послала нам прощальный привет. Земля Южная Виктория уже скрылась из виду насовсем.
Выйдя на солнце, мы тотчас натолкнулись на одну из своих пирамидок. Мы неплохо держали курс, хотя шли вслепую. В 9 часов вечера пришли к складу на 85° южной широты. Теперь можно было распространить свою расточительность и на пеммикан для собак. Они получили двойную порцию и, сверх того, овсяных галет, сколько были в состоянии съесть. У нас образовался избыток галет, мы могли буквально бросаться ими. Конечно, можно было оставить здесь большую часть этого провианта, но нас радовало такое обилие пищи, а собаки явно не тяготились небольшой дополнительной нагрузкой. Пока все шло гладко, люди и собаки ладили друг с другом, на душе у нас было хорошо.
Правда, погода, которая нас так порадовала, продержалась недолго. «Опять дрянная погода», – гласит моя запись в дневнике о следующем этапе. Ветер переместился к северо-западу, нагнал тучи и мглу, закружил противную метель. Тем не менее мы проходили пирамидку за пирамидкой, отмеряя очередные 28 километров. Как я уже говорил, этим мы были обязаны острому зрению Ханссена.