Глаза за стеклом похлопали ресницами, но наглый частник, пытающийся отобрать хлеб у основных извозчиков, молчал как рыба.
– Я с кем разговариваю?! – разозлился таксист.
– А с кем ты разговариваешь? – раздался из «Ягуара» спокойный голос.
– Я с тобой разговариваю!!
– И че?
– А ниче!!
– Ну и все. – Стекло зашипело, и глаза исчезли.
Таксист разъяренно обернулся к своему коллеге и снова ударил по стеклу. Теперь уже по-настоящему, по-шоферски.
Стекло опять опустилось, оттуда снова вылетела струйка дыма, вслед за которой до слуха короля ночных дорог донесся не вполне уместный, на его взгляд, в данной ситуации, вопрос:
– Ты что, родной, не узнаешь меня без грима?
Последняя капля терпения таксиста была смыта стремительно набежавшей волной необузданной ярости. Призывая попутный гнев товарища, он возопил:
– Ты понял, брат?! Эти частники-суки вообще обнаглели!!
После чего, рванув на себя ручку, он резко распахнул дверь «Ягуара»...
– Правый, – даже не глядя на картонный щит, заявил Балу.
«Низовой» резко поднял руку, и под стаканом появилась пустота.
– Прокрутил, не угадал, и на штуку ты попал!
Толпа разочарованно выдохнула, наблюдая, с какими чувствами богато одетый молодой человек будет расставаться с тысячной купюрой. Но, как выяснилось буквально через две секунды, поэзия и деньги – вещи несовместимые. Удел поэтов – страдать и пропускать через себя трагизм обстоятельств. Чувства – вот чем живут поэты. И очень часто бывает так, что этим чувством бывает чувство боли.
Схватив руку пацана за запястье, Балу сжал ее так, что у «низового» захрустели кости. Из поднятого в воздух стакана выскользнул, зажатый в нем натренированной рукой, поролоновый шарик и веселым чертиком заскакал под ноги любопытствующей толпе. На этот раз выдох разочарования сменился вдохом возмущения. Толпа загудела, как улей, и один из недавно «опущенных» на пятьдесят рублей командированных даже лягнул поэта ногой.
Охрана «точки» мгновенно приступила к выполнению своих функциональных обязанностей. Какой-то лох зацепил «низового», а что может быть в бригаде «катал» более святое, чем шустряк с ловкими пальцами? Святое нужно спасать. Однако добраться до места склоки им так и не удалось. Какой-то верзила в костюме от Версаче коротко взмахнул руками, и «бодигарды» «низового», теряя дыхание и способность сопротивляться, повалились на заплеванный вокзальный асфальт.
– Если ты затеешь бучу, я те чучу заманздрючу, – проявляя недюжинные способности к стихосложению, экспромтом выдал Балу в сторону корчащегося от боли «каталы». – Пойдем-ка со мной, хороняка.