Все просто: признание человека в совершении преступного деяния – одно из оснований признания его вины. Этот смысл особенно глубоко понимают оперативные работники уголовного розыска. В суете дел забывая о том, что это основание косвенное и имеет значение лишь при подтверждении следствием иных фактов, они заставляют арестантов брать в руки перо и в эпистолярном жанре описывать то, что с упомянутыми арестантами теоретически произойти могло (и якобы произошло), но не происходило.
А потому, когда давшего признательные показания Варанова Иннокентия Игнатьевича ввели в кабинет старшего следователя по особо важным делам Генеральной прокуратуры Кряжина, первый был бледен, как загрунтованный холст, подготовленный к письму, а второй разрезал этот холст лезвием взгляда.
Варанову хотелось жить. Следователю – найти в нем душу, разрезать ее и заглянуть внутрь. Ничего, если ошибется, зашить он умеет. Не в первый раз.
– Я предупреждаю вас о том, что ваш допрос в качестве свидетеля будет записываться на звукоснимающую аппаратуру.
Щелчок клавиши, и короткий скрип по столешнице: перед лицом водворенного в кабинет появляется крошечная головка на длинной тонкой ножке. Она похожа на изящно изогнувшуюся, замершую перед последним броском миниатюрную «черную мамбу». Через секунду после укуса жертва умрет от паралича центральной нервной системы...
Но пока заклинатель, которому стоит лишь прошептать черному гаду слово, безжалостно режет нутро Кеши двумя, похожими на острия двух мечей, зрачками. Он не наслаждается беспомощностью арестанта, это видно по его лицу. Он пытается его расчленить, что ли?..
– Назовите себя.
Гад на столе не шелохнулся. Значит, это было не то слово.
– Варанов Иннокентий Игнатьевич я...