– Иван Дмитриевич, – сказал он, – я понимаю, что вы в самолетах разбираетесь не так, чтобы очень. Но я велел вам выставить на полосу «Як-40». Вы так произнесли летунам название самолета, что они поняли: «Ан-2»?
– Олег Матвеевич, – поспешил объяснить следователь причину, заставившую выставить на бетон аэродрома летающий агрегат с баками, емкость которых была в десять раз меньше затребованного, – из «яков» здесь лишь служебный самолет мэра столицы. Вы, надеюсь, не думаете, что он дал бы вам его погонять?
– А вы, надеюсь, не думаете, что я собрался опылять шереметьевские угодья? – он подумал и спросил о парашютах. – Вы весь на виду, Кряжин, ей-богу. Хотите сбить меня ракетницей при подлете к Финляндии?
– Где Коля? И я выгоню на полосу «Су-27».
Немиров расхохотался.
– Мы с пилотом и моей подружкой там не поместимся. Или хотите, чтобы я и здесь усадил ее за руль? Пусть будет «кукурузник», Иван Дмитриевич, но это унизительно только для Генеральной прокуратуры.
Он не прерывал связь. Прижимал одной рукой к уху телефон, второй – пистолет к голове девушки. Так и вошли они в салон «Ан-2», тесно прижавшись друг к другу.
Командир отряда «Альфы» приблизился к следователю и сказал, что за пилота может сойти один из его сотрудников. Кряжин отрицательно покачал головой и велел ожидать приказа. Командир молча согласился. Он подчиняется тому, кто руководит операцией, а руководителем ее здесь был советник юстиции из Генпрокуратуры.
Пилоту Немиров велел раздеться до майки и несколько раз провернуться на месте под фонарями аэровокзала. Очень не хотел он, по-видимому, чтобы Кряжин пошел на поводу у спецов. В крайнем случае Немиров мог сделать все, что угодно.
Понимал это, сжимая телефон, и советник. Из всех, кто находился сейчас рядом с ним, лишь Саланцеву были известны причины перестраховки следователя. В руках Немирова заложник, освободить которого теоретически возможно. Практические шансы, как всегда, – пятьдесят на пятьдесят. И это не принцип действий. В бандитском плену оставался еще девятилетний ребенок. Однако даже этим можно бы пренебречь, сославшись на государственные интересы. Но именно эти интересы и запрещали Кряжину «делать отмашку» и запускать вперед «псов войны».
Основная сложность ситуации была не в этом. В случае международной огласки устремлений Трошникова, намечался скандал, которого ждут давно. Судебная реформа в России окончена – известие, которое вряд ли станет новостью для всех в мире. И сейчас было бы любопытно узнать, чем эти реформы закончились. «Дело Устимцева» могло стать лучшим показателем того, как теперь намерены работать в сфере правосудия власти России, и действия Трошникова – наглядное тому подтверждение. Если в ходе судебных разбирательств в Страсбурге Устимцев окажется прав, а представитель России теперь сделает все возможное, чтобы это произошло, международное правовое сообщество тут же поймет, на каких дрожжах замешивалось тесто для выпекания обвинительного заключения.