Захотелось напоследок напиться, и следователь шагнул к крану.
И в тот момент, когда наполнил стакан, услышал резкий мат и звук удара. «Га-а!..» – жалобно крикнул директор, а Кряжин бесшумно поставил стакан на раковину.
Обычно в таких случаях принято говорить: «Его рука машинально скользнула за отворот пиджака». В данном случае все произошло иначе. Кряжин опять пожалел о том, что не имеет привычки носить с собой пистолет. Нет у него такой привычки! Нет…
Арманова били в коридоре жестко, словно он утром совершил омерзительный поступок, а уже вечером за это расплачивался.
По придыханиям, раздававшимся в двух метрах от входа на кухню, Кряжин насчитал двоих. Вполне возможно, что рядом стоят еще двое и с наслаждением наблюдают, как тучный директор корчится в судорогах.
А на кухне в пределах видимости не было даже ножа, наперевес с которым можно было выйти им навстречу. Он, конечно, лежал в одном из ящиков, но, вытянув оный, Кряжин тотчас привлек бы к себе внимание. И еще нужно угадать, где именно находится нож или, допустим, молоток для отбивных. А то было бы весело встретить бандюков с шумовкой в руке.
С момента прихода непрошеных гостей прошло не более двадцати секунд.
И Кряжин вышел из кухни без всего. Вернее будет сказать – выскочил.
Всего на секунду, которой ему хватило на то, чтобы сбить ногой шпингалет на двери ванной и прикрыться отскочившей створкой как щитом.
Дальнейшее Кряжин не видел. Он его слышал – и воображение следователя, остротой и неповторимостью которого восхищались на Большой Дмитровке буквально все, рисовало ему страшные картины: вот «порядочная сволочь Герцог», ослепленный искусственным освещением после получаса тьмы, с горящими красными глазами, похожий на свинью, выбегает на своих кривых лапах из ванной и начинает вилять хвостом… Вот он, еще ничего не видя, но уже прекрасно чувствуя сопливым носом, перестает вилять и дважды хлопает лысыми бровями…
«Ааа-а-а!!!» – раздалось из-за выстроенной следователем почти прозрачной баррикады, и Кряжин понял, что опаздывает в своих фантазиях на несколько мгновений.
Свирепый рык и треск разрываемой одежды предсказывал последовавшие вслед за этим выстрелы, однако, вопреки всем принципам самозащиты, их не было.
Грохнула входная дверь, звуков за «ширмой» поубавилось, и Кряжин ударил перегородку ногой.
Зрелище, представшее перед его взором, было столь же занимательным, сколь и угрожающим. Разъярившийся бультерьер вцепился в рукав единственного из нападавших и сейчас болтался над нем, зажевывая материю тонкой куртки все выше и выше. Человек, на котором он висел, кричал дурным голосом и умолял Арманова унять пса. Сам же директор охранного предприятия взирал на происходящее из угла комнаты, сплевывая на линолеум кровь и даже не думая следовать просьбам недавнего мучителя.