Моя судьба (Лауда, Фелькер) - страница 71

Позже у Марлен заболел живот и уже в полпервого мы поехали домой. В отель я прибыл довольно трезвым и подумал: вот и хорошо, завтра тебе лететь, а вечером надо быть на телевидении.

Так спокойно и закончился этот день.

Глава 11

Километры впустую

Монако, 1985 год. Вечер после первой тренировки. Завтрашний день свободен, так что сегодня я могу не ложиться дольше, чем обычно. Я направляюсь в бар Tip-Top, заказываю виски. Появляется Росберг. Совершенно неожиданно он говорит:

«Тебе не кажется все это глупым?»

«Почему?»

«Это извращение — то, как мы ездим тут в своих блюдцах, меня тошнит от этого. Я бы прямо сегодня вышел из дела».

«И я был близок к тому же», — мог сказать я ему. Но то, что именно он начал говорить об этом, меня обрадовало. Кеке — самый дикий в Формуле 1. Он едет так, что клочья летят, его не беспокоит ничто и никто, — и вдруг именно ему что-то показалось извращением. Я уже задумывался, а не слишком ли я стал чувствителен и мягкотел за многие годы, проведенные в этом цирке, раз мне так вдруг все стало казаться безумным. После окончания первого тренировочного круга я сбросил газ наполовину, просочился в игольное ушко за поворотом «Сен-Дево» и вдруг почувствовал, что нахожусь в неправильной машине на неправильном месте. Это не может быть правдой, что мы, как мартышки, сидим здесь в этих ящиках и нарезаем круги. Тысяча лошадиных сил на этой трассе! Впервые в своей гоночной жизни я засомневался, а смогу ли я вообще попасть в следующий поворот. Все слишком узко, слишком быстро, слишком безумно, это не имеет больше смысла. Я подумал: с меня довольно, я хочу только прекратить это, уйти отсюда и уехать домой. Потом я с трудом взял себя в руки. «Однажды в таком же настроении ты все прекратил, но вернулся. Не делай снова ту же ошибку. Попробуй, может все-таки получится». Таким манером я боролся сам с собой целый день, а в конце этого дня Кеке сказал, что он находит это все извращением. В эту секунду он мне был даже симпатичен, что очень много значит, если знать его ближе.

Это происходило посреди моей серии сходов. Ни одна гонка не прошла гладко. Поломка компьютера, прогар поршня, отсутствие напряжения в электросистеме… В Монако меня развернуло на масляном пятне, оставшемся после столкновения Патрезе-Пике, мотор заглох и больше не запустился.

Потом Монреаль, тоже нелюбимая трасса. Все яснее становилось, что с задней частью McLaren что-то не так. В медленных поворотах колеса вибрировали и провоцировали ужасное проскальзывание. Барнард знал это и говорил, что решение скоро будет найдено. В тренировке — одни неприятности, ничего не получалось, потом я выбрал неправильные квалификационные шины, да еще на моем важнейшем круге вдруг появились желтые флаги. Я сбросил газ и в последний момент заметил на правой обочине бобра. Он смотрел мне прямо в глаза, а я думал: «Пожалуйста, не становись самоубийцей, оставайся там, где сидишь». Он на самом деле остался сидеть на месте, и я пролетел от него в двадцати сантиметрах. Показанного времени хватило только для 17-го места, а когда я рассказал Рону Деннису о бобре, он только сочувственно улыбнулся, как будто говоря: бедный старый Ники, теперь ему надо выдумывать животных, чтобы оправдать свою медленную езду. На следующий день один фотограф показывал всем снимки бобра. Деннис почувствовал угрызения совести: «Я на самом деле полагал, что ты его выдумал».