— Ты должен рассказать мне, в чем дело, — заметил Дюрелл.
— У меня лишь частичная информация, Сэм. Но ты должен найти Таню Успанную.
— Советскую космонавтку? Ту, которая без труда может выиграть конкурс красоты?
Дюрелл помолчал.
— Я знаю её отца. Встречал однажды в Брюсселе, на научной конференции. Я там изображал клерка. Незаурядный человек.
— Блистательный. Жена — китаянка, ты же знаешь?
— Она все ещё в Китае, — откликнулся Дюрелл.
— А Таня, их дочь, побывала на Луне, — спокойно продолжал Игит. — И вернулась.
Он произносил слова без нажима, почти устало. Дюрелл посмотрел на турка. Тот грустно улыбнулся.
— Развязывается — как вы выражаетесь? — мешок с неприятностями.
— Это невозможно, — решительно возразил Дюрелл.
— Почему невозможно?
— Мы бы знали. Наши приборы засекли бы это.
— Но она там все же побывала.
Дюрелл плашмя опустил ладони на маленький столик.
— Без пропагандистских заявлений для прессы?
— Планировалась целая кампания. В Москве все было готово к её возвращению. Но в результате — пусто.
— Что ты подразумеваешь под «пусто»?
— Ни слова. Девчонки у них нет.
— Где же она тогда?
— Тебе поручено её найти, — ответил Игит. — Срочно. Первоочередная задача.
— А она жива?
— Мы не знаем.
— А русские знают?
— Пытаются узнать. Безрезультатно. И те, другие, тоже. Твой друг Чэнг Ханг Та-По в Тегеране. Китайская Народная Республика претендует на Таню Успанную, как на свою гражданку, с тех пор как её мать выбрала Пекин.
Глаза Дюрелла потемнели.
— Настоящий ящик Пандоры. И почему Тегеран?
— Там в последний раз видели Таню.
Это просочилось через служащего посольства, не в виде официального заявления, а в непринужденной болтовне в кафе. Советские товарищи пытались скрыть информацию, но она появилась в англоязычном бюллетене, произведя эффект разорвавшейся бомбы. Называлось её имя. Приводился её портрет. Ее азиатско-сибирскую красоту нельзя было спутать ни с чем. Все это, однако, напоминало галлюцинации потребителей гашиша.
Ее видели бегущей по улице Фирдоуси, потом возле дворца Гюлистан. Ее неопрятные волосы были растрепаны, грязное лицо обожжено солнцем, а одежда — остатки космического скафандра, если верить слухам, — изорвана в клочья. Она исступленно бормотала на русском и арабском. Казалось, что она пьяна или в истерике и полностью дезориентирована. То, что она сказала остановившему её полицейскому, вообще не имело смысла.
— Куда она бежала? — вдруг резко перебил Игита Дюрелл.
— Прошу прощения?
— Куда? К посольству или от него?
— Понятно. От него.
Турок развел свои мясистые ладони.
— Но у меня сведения из четвертых или пятых рук, Каджун.