— О чем это ты там задумался? — спросила его мама.
— Так просто. Я думаю о моем папе. Расскажи о нем что-нибудь.
— Что же рассказывать? Я тебе уже все рассказала.
— Ну, ты еще расскажи.
— Вот любит, чтоб ему об отце рассказывали, а сам ведь и не помнит его, — сказала тетя Зина.
— Нет, я помню.
— Что же ты можешь помнить? Ты был грудным младенцем, когда началась война и твой папа ушел на фронт.
— Вот помню, — упрямо повторил Шишкин. — Я помню: я лежал в своей кроватке, а папа подошел, взял меня на руки, поднял и поцеловал.
— Не можешь ты этого помнить, — ответила тетя Зина. — Тебе тогда три недели от роду было.
— Нет. Папа ведь приходил с войны, когда мне уже год был.
— Ну, тогда он забежал на минутку домой, когда его часть проходила через наш город. Тебе про это мама рассказывала.
— Нет, я сам помню, — обиженно сказал Костя. — Я спал, потом проснулся, а папа взял меня на руки и поцеловал, а шинель у него была такая шершавая и колючая. Потом он ушел, и я больше ничего не помню.
— Ребенок не может помнить, что с ним в год было, — сказала тетя Зина.
— А я помню, — чуть ли не со слезами на глазах сказал Костя. — Правда, мама, я помню? Вот пусть мама скажет!
— Помнишь, помнишь! — успокоила его мама. — Уж если ты запомнил, что шинель была колючая, значит, все хорошо помнишь.
— Конечно, — сказал Шишкин. — Шинель была колючая, и я помню и никогда не забуду, потому что это был мой папа, который на войне погиб.
Шишкин весь вечер был какой-то задумчивый. Я так и не поговорил с ним, о чем хотел, и скоро ушел домой.
В эту ночь я долго не мог заснуть, все думал о Шишкине. Как было бы хорошо, если бы он учился исправно, ничего бы такого с ним не произошло! Вот я, например: я ведь тоже неважно учился, а потом взял себя в руки и добился чего хотел. Все-таки мне было, конечно, легче, чем Шишкину: у меня есть отец. Я всегда люблю брать с него пример. Я вижу, как он добивается чего-нибудь по своей работе, и тоже хочу быть таким, как он. А у Шишкина отца нет. Он погиб на войне, когда Костя был совсем маленьким. Мне очень хотелось помочь Косте, и я стал думать, что если бы начать с ним как следует заниматься, то он может выправиться по русскому языку, и тогда учеба у него пойдет успешно.
Я размечтался об этом и решил, что буду заниматься с ним каждый день, но тут же вспомнил, что о занятиях нечего и мечтать, пока он не вернется в школу. Я принялся думать, как бы уговорить его, но мне стало понятно, что уговоры тут не помогут, так как Костя слабохарактерный и теперь уже не решится признаться матери.