— Какие новости в школе? — спросили меня домашние.
И я рассказала об этой непонятной истории с крещеными "двоечниками, которым Бог не помогает, а мне помогает… Моя тетка тут же сурово спросила:
— А зачем ты сказала, что ты крещеная?
— Но ведь это правда! Вы же сами говорили, что надо всегда говорить правду?!
— А кто тебя просил говорить такую правду? -
Она строго сдвинула брови.
Внезапное осуждение родных настолько меня обескуражило, что я заплакала. В памяти остались непонимание и незаслуженная обида. Когда мы были с бабушкой в храме, там было так красиво, нежно пели женщины, горели свечи, длинноволосый дяденька в черном длинном платье намазал мне руки и ноги маслом, полил на голову теплой водой…
С годами я начала задумываться над тем, что же такое Бог. Я не стала религиознее, но смысл веры в Высшее начало окреп во мне, дав терпимость к другим религиям. Бог един.
…И вдруг поток моих воспоминаний прервался неожиданными словами муллы:
— И ты не имеешь больше права ходить в свой храм, теперь ты нашей веры.
Мирзакарим глянул на муллу и что-то спросил у него по-узбекски. Широко открыв в удивлении глаза, я выпалила:
— Почему это я не могу ходить в свой храм?
— Ты не виновата, что тебя крестили. Но теперь ты нашей, мусульманской веры, — повторил мулла.
— Как же это? — Меня обдало жаром. — Мы так не договаривались! Ведь ты же обещал!
Я пристально смотрю Мирзакариму в глаза, а он в смущении отводит взгляд и молчит. Во мне кричит немой укор: "Я же тебе доверилась!"
…Обряд продолжается, а я лихорадочно думаю: "Ох, Мирза, как же ты договорился-то? Ведь, если бы это было правдой, меня сейчас не просили бы не ходить в христианский храм".
В конце церемонии мы произнесли по-арабски клятву верности, слово в слово повторяя за муллой. В чем же я клялась тебе, Мирзакарим?..
— Все, теперь вы муж и жена, — объявил мулла.
Когда мы вышли за ворота мечети, я чувствовала себя опустошенной: столько разных эмоций за несколько часов! Остался лишь неприятный осадок от лжи Мирзакарима.
— Мирзакарим, почему ты так долго тянул с венчанием?
— Мне нужно было получить разрешение у родственников и у первой жены Гули, — пояснил он просто.
Спустя три дня мы расписались в ЗАГСе моего района.
ВСЕ НЕ ТО, И ВСЕ НЕ ТАК, ЛЮБИМЫЙ!
— Были ли женаты прежде?
Я пишу «да», он — "нет".
— Какой раз вступаете в брак?
Я — «второй», он — "первый".
— Есть ли дети?
Я — «да», он — "нет".
— Что же ты пишешь? Детей-то можно и указать! — подсказываю я Мирзакариму.
— Не нужны нам лишние вопросы.
Мне это стало неприятно, что-то «царапнуло» внутри. Он продолжал оформлять анкету, а я вспомнила, как два года назад позволила ему взять без разрешения свою газету с той заметкой, а сейчас позволяю ему откровенно подделывать «биографию» в заявлении. И участвую в этом. И подумала: "А ведь он так обходится не только со мной, он даже предает своих детей, Гулю, отрекается от них ради этого штампа в липовом паспорте". На этой бумаге их нет… Но ведь "не отрекаются, любя". И еще мелькнула мысль: "А правильно ли я сейчас делаю, что позволяю себе "не замечать" все это? А значит, этим позволяю ему на лжи строить наш брак…" Ложь во имя любви? Бред какой-то. Но и на этот раз я позволила ему солгать…