Он коснулся и бедных одежд АП, они вспыхнули в одно мгновение. В пустом инопланетном городе сердце его наполнилось ностальгией по земле.
Обо всем захотелось Александру Петровичу рассказать потомкам от лица умершего человечества: что и мы однажды посетили Землю каждый в свой час и видели свихнувшийся от тоски и любви закат. Видели мокрые деревья вспыхнувшие, и пустые стекла домов вспыхнувшие, и лужи, полные крови и огня, что расплескались навзрыд по пустой земле…
И осторожно ступаем мы по краешку их: пригнувшись, приплясывая, обжигая нежные ступни…
Но вскоре чисто вымытая лазурь вновь высветила город, город стал прозрачным, он наполнился людьми. Вспыхнули первые веселые электрические лампочки, которые под небом казались игрушечными и звонкими, будто бы кто-то ударял серебряными молоточками по стеклышкам, и они пели: дзинь-дзинь…
Вот таким вечером Александр Петрович отправился по адресу: Игральная улица, дом девятнадцать. Ему объяснили люди: метро «Преображенская площадь» и далее немного таким-то трамваем.
Да-да, таким-то трамваем, поглядывая в окно, постукивая серебряным молоточком по стеклышкам.
– Добрый вечер! Этим летом, этим трамваем я совершаю сегодня поездку до остановки «Игральная улица»…
– Ах, вот оно что! Всего хорошего, самого приятного вам в этой поездке: станция метро «Преображенская площадь», трамваем таким-то, постукивая серебряными молоточками по стеклышкам: дзинь-дзинь…
А – поглядывая в окно?
Да – и в окно поглядывая.
Надо же.
Вдруг в середине жизни, – если можно так выразиться, – на его долю случился некий зритель.
Он лежал на траве, а девочка сидела рядом и ведь о чем-то думала: что за персона такая Александр Петрович, зачем это он есть? Значит, он как мысль задержался в этой единственной голове…
Обстоятельство это сейчас позабавило Александра Петровича, потому что в целом он был нрава кроткого и веселого. Чего уж сетовать на течение жизни, уж она сама разберется в том, чего не сделала или сделала нам на радость или печаль.
…Дверь ему долго не открывали. Скреблись, глядели в глазок, что-то бормотали. Наконец спросили голосом невзрачным, за которым Александр Петрович угадал начало умственного расщепления:
– Это слесарь, что ли?
Нет, это не слесарь, отвечал АП.
А кто же тогда, спрашивали.
И Александр Петрович путано объяснил суть дела, – или, может быть, не суть: от метро, немного таким-то трамваем, вот скоро Игральная улица, там игры на зеленой траве, детский смех высоко летит в небо…
Старуха долго молчала, АП было слышно, как царапались у нее в голове скрипучие мысли.