Утром Марфа Власьевна внесла в горницу кипящий, ярко начищенный самовар, тарелку вареных яиц и жареную курицу.
У Марфы Власьевны зародился нехитрый план: попросить генеральскую сродственницу за Клавдию. "Генерал должен знать, куда отправляют русских девушек, - размышляла Марфа Власьевна, - пусть хоть письмо разрешат послать... Она, немка-то, тоже женщина, может, и детей имеет. Должна понять материнское горе".
И Марфа Власьевна в простоте сердечной приступила к выполнению своего плана. Но пришел Вилли и помешал ей.
- Здравствуй, старенький бабушек! Как вы ухаживаль за фрау Хильда?
Немка, услышав голос Вилли, тотчас позвала его к себе. Денщик начал было любезное приветствие, но она оборвала его и, показав пальцем на курицу, резко сказала:
- Это я есть не буду! Они могут отравить!.. Они уходили ночью! Наверное, в лес к партизанам.
- О-о! - воскликнул Вилли.
- Вернулись только утром...
- О-о!
- Ваш часовой - болван!.. Принесите мне завтрак с кухни генерала! Хильда легла на кровать и устало закрыла глаза. Вилли на цыпочках вышел в переднюю комнату. Он строго спросил у Марфы Власьевны, куда они уходили ночью. Та ответила, что хоронили умершую старушку.
- А почему нельзя закапывать, когда день, а? - Вилли, склонив голову набок, следил за лицом Марфы Власьевны. - Хорошо! Вы мне покажет этот могиль! - раздельно проговорил Вилли и отправился к генералу.
После ухода Вилли Марфа Власьевна несколько раз подходила к двери, намереваясь зайти в горницу. За дверью было тихо, словно в могиле. Наконец "гостья" сама подала признаки жизни. Дверь открылась, и показалась жареная курица. Ее держали за крылышко пухленькие, с красными ноготками пальцы. Курица шлепнулась на пол. Затем ножка в изящной туфле выкатила табунок яиц... Рука исчезла. Дверь захлопнулась, звякнул крючок.
Когда пришла Катя, Марфа Власьевна сидела на лавке и беззвучно плакала.
- Что это, мама? - спросила Катя, указывая на валявшуюся на полу курицу и яйца.
Немного успокоившись, Марфа Власьевна рассказала Кате о провале своего плана.
- Ты хотела ее просить? - Лицо Кати покрылось красными пятнами, точно ее отхлестали по щекам. - Мама!.. Ты знаешь, мама, ведь Кланя-то наша у нее живет!..
- Бог с тобой, что ты говоришь! - Марфа Власьевна встала и вытерла передником помертвевшие губы.
- Правда, мама! Она при мне говорила по-немецки, что узнала Кланю, тебя и меня. Она боится, что мы ее зарежем или отравим... А Клавдию услали работать на ферму...
Марфа Власьевна стояла неподвижно. Слезы высохли на ее сморщенных щеках. Широко перекрестившись, она прошептала: