Пятилетнего Микешку привез тогда пастух Кошубей, выкормил, воспитал и определил в подпаски. И вырос в степном приволье лихой наездник, бесстрашный и дерзкий. Его не только кони побаивались, но и бывалые казаки. Только Маринка его ничуть не боялась. С десяти лет вместе скакали на жеребятах, гоняли волков и лис. С Микешкой и договорилась Маринка встретиться у озера, когда он под вечер выгонит из тугая на предгорные пастбища конский табун.
Маринка въехала в густой осокоревый лес. Ястреб, хорошо знавший дорогу, настойчиво потянул поводья влево. Маринка проехала по узкой, заросшей зеленым тальником тропинке. Вдруг Ястреб, сердито фыркнув, рванулся в сторону и остановился. Маринка едва удержалась в седле. Натянув поводья, она приподнялась на стременах и вскрикнула. На тропинке лежал человек. Бледное, позеленевшее лицо его обросло густыми русыми с проседью волосами. Всклокоченная борода упиралась в расстегнутый воротник изношенного пестрядинного кафтана.
Маринка попятила жеребца назад. Ей казалось, что человек начинает шевелить головой и поднимает кверху худую, мосластую руку. Человек действительно зашевелился и вяло отмахнулся ладонью от наседавших мух. Он тихо и протяжно застонал. Маринка поняла, что перед ней лежит очень истощенный человек. Спрыгнув с коня, она привязала его за сук осокоря и стала подходить ближе. Человек почувствовал ее приближение, вздрогнул, приподнял голову и открыл глаза. Он долго смотрел на Маринку и шарил около себя исхудалой рукой. Сухой, напряженный блеск его глаз заставил Маринку остановиться. Бессильно уронив на траву голову, пожевав губами, глухо спросил:
- Ты кто?
- Человек, - произнесла Маринка первое пришедшее на язык слово.
Он осмотрел ее колючим, пронизывающим взглядом и, задержав глаза на казачьих шароварах, со стоном проговорил:
- Вижу, что человек, только не пойму; не то парень, не то девка. Ты из какой станицы?
- Из Шиханской, - ответила Маринка уже смелее.
- До Зарецка очень далеко? - спросил он и попытался сесть, но тут же бессильно упал на спину.
- Больше ста верст.
- Сто верст!.. Нет, не дойду. Значит, все кончено... - прошептал он точно в забытьи и плотно закрыл ввалившиеся под бровями глаза.
- Да вы совсем хворый! - Маринка, наклонившись, присела на корточки.
- Больной, дочка, лихорадка замучила, - сказал он и, приоткрыв глаза, снова пристально оглядел странно одетую девушку. - Случайно, не атаман ли у тебя отец?
- Какой атаман! - Маринка замахала руками. - У меня очень хороший отец.
- А атаманы, значит, нехорошие? - На лице исхудалого человека мелькнуло подобие улыбки.